Все! Вольный ветер! Покой и уверенность! Париж и Канары! Она дошла уже почти до угла здания, она уже видела окно своего бывшего кабинета, когда чья-то холодная или ей показалось, что холодная? рука легла ей сзади на плечо. Ноги онемели, налились свинцом, она вся покрылась липким потом, стало трудно дышать. Заставив себя повернуть голову, она узнала этого мужчину. Он работал здесь грузчиком, видел Аллу Юрьевну десятки раз, но сейчас ее явно не узнал, да и не мог узнать. Он был пьян.
Я знаю я знаю все про всех вас покачиваясь и едва не падая на нее, говорил он.
Секундное облегчение вновь сменилось тревогой, Аллу Юрьевну затошнило, говорить она не могла. В голове стучало как молот: «Это конец конец позор и унижение Это тюрьма. Это смерть». Но, пересилив себя, по какой-то неведомой ей инерции она медленно пошла дальше. Дальше, дальше! Грузчик не отставал.
Я знаю у тебя есть. Есть ведь, а? Он пытался схватить ее за руку. Дай на пузырь!
И тут до нее дошло Господи! Человек просит на бутылку! Человек хочет выпить! Дрожащими руками она достала из кошелька деньги и, засунув их в карман его рубашки, бросилась через улицу к типографии. Высокие кусты акации. Спрятавшиеся в них скамейки. Следы пребывания парочек и пьяных мусор, пустые бутылки Сев на скамейку, Алла Юрьевна сдернула парик, отклеила все свои «подтяжки» на лице, отстегнула верхнюю часть платья, отчего оно превратилось в сарафан, из-под которого выглядывала зеленая футболка, и, став знакомой сослуживцам Аллюр, вошла в железные ворота Собственно, она бы не стала туда входить, она бы поехала домой и, спокойно обдумав происшедшее, спрятав деньги, начала бы готовиться к отъезду. Но одна немаловажная деталь заставила ее нырнуть в типографию, как цыпленка под крыло курицы: к овощному магазину подъехала инкассаторская машина
Ура! Ура! Ура! Нашей Маше сор тридцать лет,
пригласила на обед, будь же счастлива всегда
Года! Года! хором закричали все разом.
Хоть летят твои года! закончил ответсекретарь Ваня, всегда отличавшийся подобным стихоплетством. Аллюр, у тебя вилка есть? Все чокаемся, все!
Алла Юрьевна не ожидала попасть в корректорской прямо на день рождения. Она постаралась сесть поближе к окну, чтобы видеть, что происходит напротив, но окно было слишком высоко, приходилось вставать, и она плюнула на эту затею. Будь что будет! А почему, собственно, она должна смотреть в окно, переживать, чего-то бояться? Никуда не заходила, ничего не брала, вышла из дома погулять и вот решила проведать девочек
Раз тебе э э э семнадцать лет, мы подарим
Пистолет! грянули за столом.
Алла Юрьевна вздрогнула при чем тут пистолет, о чем они? Инстинктивно она ринулась к окну, но тут же себя одернула да что с тобой, это шутка, Ванина шутка, включайся, наконец, в разговор, иначе себя погубишь!
Мы подарим сей букет! закончил Ваня и вручил Маше, старшему корректору, огромный, изумительный букет роз. Все знали, что Маша безумно любила розы, она прижала букет к груди, щеки у нее порозовели, глаза благодарно сияли.
Машенька! Вот сейчас с тебя можно картину рисовать или стихи для тебя писать бессмертные, заметил редактор Эдуард. Поэзия это сказка. Согласны? И Мария у нас сейчас сказка. Говорю тост выпьем за сказку для взрослых, за волшебство, чтобы его как можно больше было в Машиной жизни!
И не только у меня у нас у всех, заметила, чокаясь, Маша.
За окном что-то зашуршало, Алла Юрьевна и Нина, секретарша редактора, вскочили и буквально легли на подоконник.
Дождь! Грибной, закричала Нина.
А листья-то как блестят Алла Юрьевна медленно отходила от объявшего ее ужаса и вновь возвращалась в эту уютную комнату с вкусным и хмельным столом. Красота-то какая
Глеб, заместитель ответственного секретаря, философ и мистик, умевший в любом разговоре уводить компанию в страшные дебри, задумчиво произнес:
Вот вы говорите красота Розы, листья в каплях дождя А как прозрачен воздух после ливня! Но возьмем оружие вы сами тут про пистолет говорили. Ведь оружие, придуманное для того, чтобы убивать, подумать только, убивать! всегда стремились делать красивым Красота и убийство, насилие Как это совместить?
Но это уже совместили! заметил Ваня. Насильственно так вот и соединили.
Алла Юрьевна тревожилась, но и недоумевала почему они не вспомнят о Федорове! Этот потрясающий философ, который, к сожалению, сжег почти все свои рукописи, видел решение таких проблем в совершенствовании человечества, он говорил, завещал, как это надо делать Эдуард словно прочел ее мысли:
Да, Федоров прав мы еще не достигли совершеннолетия. Человечество, я имею в виду. Мы еще в глубоком детстве Убиваем, жжем, грабим, сеем зло
Алла Юрьевна всегда чувствовала, когда к ней приближалась настоящая опасность. Именно в такие моменты интуиция заставляла ее бежать, пригнуться, скрыться, зайти в чужой подъезд, постучать в чужую спасительную дверь словом, как-то себя обезопасить. Вот и сейчас она, не глядя в окно, была уверена, что милиция вот-вот нагрянет в типографию. Надо срочно спрятать ту сумку
Вы меня извините, сказала она, вставая. Я ведь зашла только проведать Рада, что у вас все хорошо. А я все прибаливаю, но как вас увижу, вроде и хворь проходит. Ну, будьте здоровы! Маша, целую!