Пожилая госпожа подняла безжизненные глаза, чтобы взглянуть на него, и в тот же миг из них хлынули старческие слёзы. Она едва слышно вздохнула и, упираясь в жёрнов, помахала Лю Чуну:
О, Чун-эр, почему твоя одежда такая рваная
Лю Чун, услышав, как она говорит, в мгновение ока выбросил из головы пережитые в ловушке муки, устремился к ней с покрасневшими глазами и упал на колени, пытаясь схватить за руку:
Бабушка, почему ты стала такой низкой Почему, почему я не могу взять твою руку?
Эту пожилую госпожу так долго истощали жернова, и она уже скукожилась настолько, что от неё осталась будто только половина обычной старушки. Она выглядела чрезвычайно сгорбленной и несчастной.
Но Лю Чуну она ничего подобного не сказала, только улыбнулась запавшим ртом:
Бабушки стареют, старея становятся меньше. А не получается взять за руку и не нужно
Бабушка, почему ты почему ты никогда не приходила повидать меня? Я сложил так много золотых слитков, разве ты не говорила складывать как следует, писать имя и сжигать, чтобы ты могла прийти и забрать? Я я складывал каждый день, каждый день жёг, но никто не пришёл ко мне. Почему ты ни разу, ни разу не пришла, я хотел слушать, как ты говоришь со мной, и я хотел говорить с тобой, но никак не мог встретить тебя, и я всё, всё забыл, что хотел сказать
И сердцем, и разумом Лю Чун оставался ребёнком. Увидев всей душой любимую бабушку, договаривая, он уже всхлипывал и шмыгал носом, слова превратились в плач. Не умея скрывать чувства, как зрелые мужчины, он разразился горькими рыданиями. Как если бы мог разом выплакать всё, что скопилось и забылось за три года.
Бабушка всегда слушала, Чун-эру нет нужды объяснять, бабушка всё знает, пожилая госпожа вытерла слёзы. Я, ах каждый день, каждую ночь всегда присматривала за тобой
Бабушка и внук плакали вместе, когда с улицы ворвался обезумевший человек:
Спасите! Спасите! Не трогай меня Не подходи!
Волосы его были в беспорядке, одежда оказалась изодранной и грязной, как если бы он множество раз катался по земле. Он выглядел столь плачевно, что походил на умалишённого.
Сюэ Сянь присмотрелся:
А это не советник Лю?
Так, похоже, Лю Чуну в самом деле ещё повезло советник Лю явно был страшно напуган ловушкой и вопреки тому, как сильно не хотел заходить в эту комнату прежде, ринулся внутрь сломя голову.
Увидев, что он весь в грязи, Сюаньминь нахмурился и отступил в сторону. Бросившийся вперёд и никем не остановленный, советник Лю столкнулся с Лю Чуном и упал на задницу.
Сев, он обнаружил себя лицом к лицу со старшей госпожой Лю.
Глава 15: Лекарский серебряный колокольчик (1)
Совершив слишком много злодеяний, однажды не осмелишься взглянуть в лицо родной матери. Контраст между его жалким видом и видом заплаканного Лю Чуна был ярким, более того ироничным.
Старшая госпожа Лю вытерла слёзы, посмотрела на советника Лю, и всхлипы её постепенно затихли. Её глаза по-прежнему были мутными от застилавших их слёз, и оттого в уже спокойном выражении лица особенно явно проступала глубокая печаль.
Почему ты дрожишь? старшая госпожа Лю сдерживала своё невыразимое горе. Неужели ты ещё боишься, что матушка придёт за твоей жизнью?
Советник Лю бессознательно замотал головой, лицо его было мертвенно бледным, губы дрожали. Он заговорил, запинаясь:
Сын только только
Он сказал всего несколько слов, и ему так сдавило горло, что он не мог продолжить. Он низко склонил голову, хватая воздух ртом, и торопливо сменил позу встал на колени и пал ниц, яростно ударяясь лбом о пол перед старшей госпожой Лю:
Сын по глупости поверил во враньё того даоса и в миг помутнения сознания совершил злодеяние, сын был непочтителен к матушке!
Закончив свою короткую речь, он дал волю слезам и уткнулся разбитым до крови лбом в пол, будто не мог больше вымолвить ничего связного.
Что ты сделал? Сюэ Сянь смотрел на съёженную спину советника Лю, и его одолевало крайнее отвращение, ясно проступающее на лице. Его характер всегда был прямолинейным, и наиболее постыдным он считал попытки оправдать себя окольными путями. Сыновняя непочтительность это именно что сыновняя непочтительность, а эгоизм и вероломство это эгоизм и вероломство; чтобы сваливать всю вину на даоса, действительно нужно не иметь ни стыда, ни совести. И такими небылицами он хотел одурачить родную старую матушку.
Старшая госпожа Лю не проронила ни слова, всё ещё безмолвно глядя на советника Лю. Кто бы ни увидел, как его родной, вскормленный лично сын дожил до подобного, неминуемо ощутил бы тяжесть на душе. Она молчала очень долгое время, затем сказала с тихим вздохом:
Для хлопка нужны две ладони.
Если ты не заинтересован, даос может хоть распускать цветы словами ты не станешь верить.
Услышав её слова, лежащий на коленях ниц советник Лю вмиг закаменел. Он осторожно приподнял голову, глядя на старшую госпожу Лю, надеясь рассмотреть подсказку в её глазах, но не увидел, чтобы у неё были намерения свирепого духа.
Старшая госпожа Лю снова вздохнула и поманила его рукой:
Подойди ближе.
Пожилая госпожа, вероятно, от природы обладала спокойным характером, и тон её оставался мягким только в нём сквозила беспомощность.