Ему ж двадцати нема еще, а уже, смотри, глаза ослабли. Спина кривая
про спину Ильюшину наставник и вправду говорил недоброе, грозился, что того и гляди горбом она застынет.
С животом тоже неладно. И того он не ест, и этого
Ему ивовой коры попить надобно. И льняного семени. Хорошо от живота помогает, поделилась я с Еськой, потому как жалко было боярина. Еще рыльцев кукурузных.
Про рыльца всенепременно передам. Еська облизал жирные пальцы. Но я не о том! Ты вообще, Зослава, хотя ж одного книжника здорового видела?
Я пожала плечами. Здорового аль нет, но знакомых книжников у меня было немного.
То-то же! незнамо чему обрадовался Еська. А я тебе скажу! Это все из-за пыли. Чуешь?
И за мою книжку, где повествовалось о правилах сочетания младших рун, хвать. Грязными руками! Я и возмутиться не успела, как Еська эту самую книжку под нос сунул.
Только и чихнула.
И вправду, пыльная, а главное, местная пыль едкая, прям спасу нет.
Вот! Видишь?
Книжку он на место возвернул.
От нее все болезни идут! И спину ломить начинает. И глаза слабнут. И кашель привязывается, да такой ядреный, что не каждый целитель справится. А самое страшное знаешь что?
Еська шептал, а я поневоле наклонилась.
Вот оно как выходит.
Что? шепотом поинтересовалась я, не ведая, надобно ли мне этакое знание.
Что она в уши и нос лезет. Еська нос свой курносый мацает. А оттуда уже и в мозги.
И пальцем по лбу постучал.
Мне.
Вот когда человек тренированный, читавший много, то оно и ничего, поболит голова денек-другой, да и успокоится.
Он пальчиком книжечку отодвинул.
А если
Я ж книг столько доселе никогда не читала. И страшно подумать даже, что этая пыль со мною сотворить способная.
А если не тренированный, с тяжким вздохом произнес Еська, тогда от нее мозги пухнуть начинают. У некоторых так пухнут, что потом прямо через уши и лезут.
Тут-то я не поверила.
Да, головою маяться случалось, хотя прежде за мною этакого недугу не водилося. Я-то списывала на тое, что с непривычки оно: когда столько всего в голову впихнуть пытаешься, знамо дело, болеть будет. Небось, когда наешься от пуза, пузо оное тоже мается, пока не пообвыкнет.
Не веришь? Еська обиделся. Я ж как лучше хотел. Об этом все знают Или думаешь, отчего боярские дочки в библиотеку сами не ходют? Шлют кого попроще
А ведь верно ежели оглядеться, никого тут нету, чтобы исконного боярского роду.
Мое дело предупредить, царевич поднялся, а ты уж сама, Зося, думай да только долго не задумывайся. Как мозги через уши полезут, тогда поздно станет.
Ночью спала я плохо.
Спросить?
У кого? У наставника? Неохота к нему с этаким глупством соваться а если не
глупство вовсе?
Но неужто не упредили бы Или привыкшие, что студиозусы люд книжный, к пыли устойчивый еще словечко такое имеется, иноземное напрочь из головы вылетело.
И главное, что чем дольше думаю, тем больше голова болит. В ушах же свербение некое появилось. Я и пальца сунула, глянула и приспокоилась: чистый. Уши-то я мыть привыкшая, а все ж таки нельзя Еське верить, вот чую нутром своим, что нельзя.
Из тех он людей, несурьезных, которым байку присочинить, что до ветру сбегать.
Однако голова
Три дня я маялась, и в библиотеке стала чувствовать себя на редкость неудобственно. Все принюхивалась, приглядывалась. Четвертого же дня ко мне Еська сам подошел. В библиотеку, правда, соваться не стал, на улице, где мне велено было гулять, выцепил.
И верткий такой, зараза! Раз и под локоток ухватил, пристроился рядом а вынарядился-то шальвары шелковые червоного яркого цвету в сапожки заправлены. А те с носами гнутыми да на каблучку. Кафтан золотой мехом оторочен. Шапка высокая заломлена красавец. Только вот физия шельмовская к этакому-то наряду не больно идеть.
Как ты, Зославушка? поинтересовался любезно. Идеть шаг в шаг, головою крутить, а девки, которые гуляли не по медицинское надобности, но сами по себе, прям обомлели.
И лица у них сделались такими недобрыми.
Царевич он или так, но не по чину ему со мною под ручку гулять. Я это разумею, и Еська разумеет, оттого и скалится во все зубы, а девкам знай подмигивает.
Дразнит.
Спасибо, хорошо, вежливо отвечаю, а сама только и думаю, куда бы этого кавалера нежданного спровадить.
А мне так не кажется. Побледнела ты щеки запали
Оно-то, конечно, и щеки запали, и в иных местах убыль случилась, но то, ежели целителям верить, от перерасходу сил.
Ничего. Наем еще, было бы чем есть.
Глаза-то, глаза краснющие И рукой перед глазами помахал. Слезятся
Сразу как-то и слезы навернулись.
Говорю же, стерегися книг небось, и голова болит?
Я кивнула. Заболела вот прямо тут и заболела.
Надо ее померить. Из-под полы Еська вытащил ленту с узелочками, такую в лавках пользуют портновских, когда мерку снимать надобно. Шапку сымай, Зослава
Я и стянула.
А Еська ловко веревку накинул, на лбу сцепил.
Ох, беда
Где?
Я глаза-то на лоб скосила, но ничегошеньки не увидела.
Большая у тебя голова стала, Зославушка вот смотри. Веревку стащил и показал. Видишь синий узелочек?
Вижу, меченый синею ленточкой.
Такая голова у девок быть должна. Ну или еще до зеленого может, коль сильно разумная, он держал веревку двумя пальчиками. И видела я, что и синяя, и зеленая ленточка были очень далеки от моего узелка.