Я же так и осталась стоять.
Но вот диво, перед женщиною этою я себя чувствовала крохотной, низенькой да нескладной.
А благодарность царей и цариц. Пожаловала бы я тебе, как водится, шубу со своего плеча, но вижу, что пользы от сего дара будет немного. Потому скажи сама, чего желаешь
Сказала так и замолчала.
А я я вот просто не знаю, ежели б седмицу тому спросил кто, чего желаю, верно, многое сказала б а теперь вот все былые желания показались мелкими. Не о курах же мохноногих царицу просить, хотя ж и говорят, что куры те несутся преогроменными яйцами, кажное на два желтка. И не о шелковых отрезах, что на рынку приглядела.
Ленты рубли мелко это, да и жениха я себе и без царицы выберу. Поняла я вдруг, что все-то у меня есть. А чего нету, того и не надобно.
Мне не надобно.
Спасибо, матушка-царица, за ласку, но мне и слова твоего доброго хватит. А вот другому человеку, который и меня, и сына твоего вывел, свобода надобна. Может, статься, что и сам он ее добудет. Но может, и иначе все выйти. И потому прошу я не за себя, а за Арея
Царица слушала.
И выслушав, кивнула.
Попробую я помочь этой беде, Зослава. Но был бы из моих рабов, отпустила бы. А над чужими лишь хозяин властен. Коль не захочет боярыня расстаться, то и царский указ ей не указом будет
Ох, как не по нраву пришелся мне сей ответ.
А с другое стороны: не царь над Правдою стоит, но она над царем. На Правде, небось, все Росское царство и держится.
Пока же возьми, Зослава, протянула мне царица перстенек, примерь. Не бойся, впору придется берендеи, конечно, сильны, но порой и сила не спасет от удара в спину. Так оно надежней будет
Перстенек и вправду по руке пришелся.
Одно слово зачарованный
ГЛАВА 27, где ведутся беседы и шутятся шутки
Так и сказал:
Иди-ка ты, Зослава, погрызи гранит науки. А коль погрызть не выйдет, то хоть помусоль слегка
Шутит, значится.
И список выдал вопросов, по которым мне реферату сочинять надобно. А по мне, так лучше уж на круг, или на козла злопакостного, чтоб ему все четыре ноги разом переломило. Нет, я-то девка грамотная, ученая, однако же терялася вот в университетской-то библиотеке. Да и как не потеряться, когда она преогроменная? В три этажа. Комнат не счесть, и кажная с избу нашую будет. И главное, все от пола до потолка книгами заставлены. Я как в первый-то самый раз попала, то и обомлела. А в голове одна мысля вертелась: это же сколько жить надобно, чтоб прочесть все? Арей тогда еще посмеялся, мол, никто не читает всего. Только по специализации. И показал полочку, где для таких ось, как я, студиозусов книги стояли
об Арее думать не хотелось.
Сгинул он.
То есть я точно знала, что не сгинул. Видела издали. Да вот явственно избегал он меня. Стыдился? Или не желал беседы, наперед зная, что вопросы я стану задавать неудобственные? Оттого лезли в голову мысли вовсе непрошеные.
Небиблиотечного свойства.
Зося, а Зося Еська плюхнулся на лавку.
Пахло от него ядреным потом и еще пирожком, который он, презревши все правилы есть в библиотеке строжайше запрещалось, вытащил из кармана. Небось, вновь в столовой украл.
Не кормят его, что ли?
Чего надобно?
Не скажу, чтобы после недавнего происшествия царевичи ко мне вовсе переменились. Переменились, то верно, только не с благодарностями поспешили, а сделали вид, будто бы меня вовсе не существует.
Сторониться начали.
Хочешь пирожка? Еська разломил его пополам.
С капустой.
Квашеной.
Квасили тут иначе, чем в Барсуках, и выходила капуста не самою ладной, без хруста, кисловатою чрезмерно. А утушенная и вовсе смак теряла.
Нет, спасибо.
Ну как знаешь, он откусил половину. Я от страсть до чего оголодавши
Оно и верно, судя по виду, Еська аккурат с утренней пробежки в библиотеку заглянуть сподобился. Вон, и штаны в грязюке, и с сапогов на ковры библиотечные нападало
Жалко мне тебя, Зося. Он поставил локти на стол, я едва-едва поспела книжку убрать. И главное, нарочно ведь! Вот же недопороли в детстве, видать. Небось, моя-то бабка, вздумайся мне в грязных сапогах да по дому-то прогуляться, мигом за лозину схватилась бы.
А уж жирными руками книги мацать вовсе того вообразить неможно.
С чего бы?
Да сидишь тут, чахнешь над книгами того и гляди, вовсе зачахнешь.
Он сунул остатки пирожка за щеку, которая оттопырилась, будто бы у Еськи зуб разболелся.
Зачахнуть за книгами об этаком я не думала.
Вон, с трудом пирожок прожевавши, Еська подвинулся ближе, поглянь на деда Нестора видишь, до чего схуд? Высох весь прямо. А отчего?
Отчего?
Дед Нестор служил при библиотеке старшим библиотекарем. Был он немолод, благообразно сед и неизменно строг. На студиозусов взирал с немалым подозрением, выделяя тех, кого особенно недолюбливал.
Или вот Ильюшку нашего взять книжная душа. Еська подвинулся еще ближе. Теперь он говорил тихо, доверительно. Хороший парень. За него вот сердце болит.
И руку прижал.
К правой стороне груди. Хотя ж, может, у него, охальника, аккурат там и сердце. Не удивлюся.
Вот как и ты над книгами чахнеть и весь заморенный, дальше некуда
Как по мне, заморенным Илья не выглядел. Хотя стоило признать, что был он куда бледней прочих, не считая Игната.