Мне говорили, что вы пишете исторический роман из эпохи Ивана Грозного, улыбнулся Саша. И где-то я слышал, что он называется «Князь Серебряный». Это не так?
Я еще не решил, сказал Толстой. Но возможно
В любом случае претендую на томик с подписью, как только выйдет, сказал Саша. Как бы ни назывался. Когда ждать?
Года через два-три наверное
Не тратьте время на службу, сказал Саша. Вы большой писатель. О том, что вы были когда-то флигель-адъютантом, лет через сто вспомнят одни историки литературы. А Козьму Пруткова и «Князя Серебряного» будут читать многие.
Государь меня не отпускает, пожаловался Толстой.
Папа́ не понимает, что такое четвертая власть, пожал плечами Саша. Даже великие люди всего лишь дети своего времени.
Четвертая власть? переспросил Никса. Это что-то новое. Ты раньше об этом не говорил.
Не успел, сказал Саша. Три первые власти это законодательная, исполнительная и судебная. Четвертая власть это пресса. Именно журналисты в свободных странах властители дум. Но в условиях цензуры эту роль принимает на себя литература и литературная критика. Ну, где это видано на Западе, чтобы за посещение литературных вечеров по пятницам кто-то на каторгу загремел?
Петрашевцев обвиняли не только в чтении письма Белинского, заметил Толстой.
Я знаю, сказал Саша. Давно мечтаю посмотреть материалы дела, доходили до меня слухи, что там есть признаки фабрикации. Как только прочитаю две сумки книг, которые сегодня набрал в библиотеке Александровского дворца, обязательно попрошу папа́.
Все, что вы говорите, очень лестно, заметила Софья Андреевна Миллер. Но Иван Тургенев сильнее, как писатель.
Все-таки меня поражает, насколько женщины, даже умные, могут не понимать, кто рядом с ними, сказал Саша. И сказать будущему классику какую-нибудь гадость, например: «Ну, ты же не Достоевский»!
Достоевский? переспросила госпожа Миллер. Осужденный по делу Петрашевцев? Он известен пока только романом «Бедные люди» и повестью «Белые ночи». Или вы кого-то другого имели в виду?
Именно его. И он, насколько я знаю, прощен.
Будущий классик? спросила Софья Андреевна.
Никаких сомнений, сказал Саша.
И Толстой? усмехнулась Миллер.
Конечно, кивнул Саша. А что касается Тургенева. Он мне подарил «Записки охотника» с подписью. Они у меня полежали некоторое время на столе, потом, когда меня окончательно заела совесть, я их перечитал. Написано, конечно, замечательно. Проходить в школе его, конечно, будут. Но эти описания погоды на три страницы! На три страницы, господа! Для меня это слишком медленно. Не пройдет и полвека, как читатели с трудом смогут выносить описания не то, что на три страницы, а на один абзац. И школьники будущего будут так же проклинать Тургенева, как они сейчас Вергилия проклинают.
Вы там больше ничего не увидели, кроме длинных описаний, Ваше Высочество? поинтересовалась Софья Андреевна.
Увидел, улыбнулся Саша. Алексей Константинович, вы с Иваном Сергеевичем, говорят, лично знакомы. Его «Записки охотника» это сознательный оммаж Радищеву?
Граф слегка побледнел.
А ведь действительно, проговорил Никса. Я не замечал раньше.
Вы имеете в виду «Путешествие из Петербурга в Москву»? спросил Толстой.
Конечно, кивнул Саша. Вам нечего бояться, граф. И там, и там герой путешествует: у Радищева из Петербурга в Москву, у Тургенева как охотник по лесам, полям и поместьям. И там, и там одна из главных тем: крепостное право. Но Радищев больше отвлекается на прочую социальную критику и политологию, а Иван Сергеевич на человеческие взаимоотношения и описания природы.
Вряд ли, сказал граф. Тургенев целое лето охотился, а потом журнал «Современник» попросил его заполнить раздел «Смесь», где и были напечатаны рассказы из «Записок охотника».
Ну, возможно, совпадение, сказал Саша. А текст «Путешествия» ему был известен?
Мне бы не хотелось отвечать на этот вопрос, признался граф.
Конечно, конечно, кивнул Саша. Я понимаю. Думаю, к книге Тургенева начнут терять интерес, как только отменят крепостное право, потому что большая часть описанных ситуаций станет невозможна. А ваш «Князь Серебряный» еще долго проживет, Алексей Константинович, потому что тираны у власти никуда не денутся.
И его будут читать и через сотню лет по своей воле, а не потому что учитель заставил. Так что пишите, и не тратьте время на придворную службу. Литература и есть ваша служба.
Спасибо, улыбнулся Толстой.
Алексей Константинович, извините, а среди ваших родственников Перовских нет дамы по имени Софья? спросил Саша.
Глава 3
Княгиня Львова? уточнил Саша.
Да. Между прочим, вдова того самого князя Львова, который, будучи цензором, разрешил публикацию «Записок охотника» и был уволен.
Боже мой! поразился Саша. Их хотели запретить?
Да, кивнул граф. Вы же сами прекрасно находите параллели, Ваше Высочество.
Тургенев сильнее Радищева как писатель, но много умереннее. И более полувека спустя. Было бы что запрещать!
Граф пожал плечами.
При всем моем уважении к дедушке, он иногда бывал не прав, заметил Саша. И при всем моем уважении к княгине Львовой это не та Софья. Есть еще? Помоложе.
Зачем вам? спросила госпожа Миллер.