Надо понимать, что такое положение не может быть в отделении интересов человеческих от животных инстинктов все во имя будущих поколений.
Слова старухи внезапно потеряли для Пола специфическую остроту. Он почувствовал наступление того, что его мать называла инстинктом правды. Не то, чтобы Преподобная
Мать лгала, просто она сама верила в то, что говорила. Все это было связано с той же загадкой.
Пол сказал:
Но моя мать говорила, что последователи школы Бене Гессери не знают своих родителей.
Генетические линии всегда есть и в ваших записях, сказала старуха.
Тогда почему моя мать не знает их?
Некоторым это удается, но многим нет. Мы оба могли, например, захотеть ее брака с близким родственником, чтобы усилить генетическое влияние на потомков. Ведь для этого может быть много причин.
И снова Пол почувствовал отклонение от правды. Он сказал:
Вы много на себя берете!
Преподобная Мать смотрела на него и думала: «Действительно ли он так думает?»
Мы несем на себе большую тяжесть! сказала она.
Вы сказали, что я могу стать... Квизац Хадерахом? Это нечто наподобие Гом Джаббера для человека?
Пол, сказала Джессика, ты не должен говорить таким тоном с...
Я сама, сказала старуха. А теперь вот что, мальчуган. Тебе известно о предсказательном веществе?
Вы принимаете его, чтобы отличить ложь от правды, так говорила мне мать.
Ты видел когда-нибудь транс правды?
Нет.
Это средство опасно, сказала старуха. Оно дает внутреннее видение. Оно усиливает твою память и память предков. Мы можем таким образом заглянуть в память предков и таким образом в прошлое. Но это доступно только женщинам. Голос старухи стал печальным. Но и мы в этом ограничены. Правда, сказано, что однажды мужчины смогут увидеть и мужское прошлое.
Ваш Квйзац Хадерах?
Да, многие испытывают на себе это средство, но никому еще не удавалось это.
Они потерпели поражение?
О нет, она покачала головой. Все они погибли.
В центре комнаты стоял эллипсоидный стол желто-розового цвета. Его окружали кресла. В одном сидел темноволосый юнец лет шестнадцати, круглолицый с мрачным взглядом. В другом помещался стройный, небольшого роста мужчина с женскими чертами лица. И юнец, и мужчина смотрели на глобус и человека, вертевшего его.
Из-за глобуса послышалось хмыканье, затем басистый голос произнес:
Вот она, Питер, величайшая ловушка в мире. И Герцог угодит в нее! Его великолепие не сравнится с моим, не так ли?
Конечно, барон, отозвался мужчина. У него оказался мягкий мелодичный тенор.
Полная рука отпустила глобус, и его вращение прекратилось. Теперь глаза всех находящихся в комнате могли созерцать неподвижную поверхность шара. Это был глобус, которые делают для богатых коллекционеров или для правителей планет Империи. Он нес в себе характерные черты мастерства ремесленников планеты.
Полная рука снова опустилась на глобус.
Я пригласил вас сюда для того, чтобы вы, Питер, и вы, Фейд-Раус, посмотрели вот на эту широкую рябь между шестидесятью и семидесятью градусами. Не напоминает ли она вам о сладкой карамели? Здесь есть и моря, и озера, даже реки. Может ли кто ошибиться? Ведь это Арелла! Единственная и неповторимая! Превосходное место для единственной в своем роде победы!
Улыбка тронула губы Питера.
И только подумать, Барон, падишах Империи верит в то, что отдаст Герцогу вашу часть планеты.
Подобные слова не имеют смысла, прогремел Барон. Ты сказал это, чтобы смутить юного Фейда-Рауса. Но нет никакой необходимости его смущать, моего племянника.
Юнец с угрюмым видом завозился в своем кресле, разглядывая черное трико, в которое он был одет.
В дверь, что была за его спиной, постучали, и он резко выпрямился.
Питер поднялся, подошел к двери и открыл ее на столько, чтобы можно было принять записку, скатанную в трубочку. Закрыв дверь, он развернул ее. У него вырвался смешок.
Ну? повелительно спросил Барон.
Дурак нам ответил, Барон.
Разве Атридесы отказывались сделать когда-либо благородный жест. Что он там пишет?
Он очень неучтив, Барон. Обращается к вам, как к Харконнену. Никаких титулов, ничего!
Это хорошее имя, проворчал Барон. Голос выдал его нетерпение. Так что же пишет дорогой Лето?
Он пишет: «Ваше предложение о встрече отклоняется. Я имел достаточно много случаев убедиться в вашем вероломстве (о нем известно всем) и поэтому уклоняюсь от встречи».
И?
«Жаль, что этому искусству все еще поклоняются в Империи».
Он подписал так: «Граф Лето Арраки».
Питер рассмеялся.
Граф Арраки! Господи! До чего же смешно!
Замолчи, Питер, сказал Барон. И тот сразу замолк. Вот как? Вендетта, а? И он использует это старое милое слово, такое богатое традициями с тем, чтобы быть уверенным, что я пойму намек?
Вы сделали шаг к миру, сказал Питер.
Для Ментата ты слишком разговорчив, Питер, сказал Барон, а про себя подумал: «Я вскоре должен от него избавиться. Больше в нем нет надобности».
Барон посмотрел на своего наемного убийцу и только сейчас заметил в нем то, что сразу замечали в нем посторонние: блеклые глаза безо всякого выражения.
Усмешка скользнула по лицу Питера.
Но, Барон! Я никогда не видел более прекрасного мщения. Это самое утонченное издевательство: заставить Лето обменять Келадан на Дюну и безо всяких условий, потому что так прикажет Император. До чего остроумно с вашей стороны!