Дуумвират, поправил поляк.
Ага, согласился Зарубин. Две головы, короч. Как на рубле у орла.
Я знаю, что такое дуумвират, отмер Виктор Яковлевич. Господа, я прибыл к вам со слезной мольбой. Нужно спасать Петербург.
Настала очередь пугачевских генералов впадать в ступор. Чика даже арбуз отставил в сторону и вытер руки полотенцем, висевшим на его колене.
Что сие значит? полюбопытствовал Ожешко.
В Петербурге совершеннейшая анархия. Голод. Винные кабаки разбивают, прохожих походя убивают, насилуют, грабят. До Зимнего дворца добрались. А ведь там ценности превеликие. Нету силы справится с бунтовщиками.
А сам чаво? съехидничал Чика, состроив хитрющую моську.
В хлопотах здесь нахожусь, Волхов от вас охраняя.
А теперь, значица, хлопотать перестанешь?
Генерал промолчал. Зарубин встал, вытащил из-под стола мятый темно-зеленый мундир с непривычной Никитину красной звездочкой на воротнике и без всякого золотого шитья. Оделся. Не забыл и оружие к поясу прицепить. Назимов отметил, что отсутствие ярких знаков отличия, как на его кафтане, не может не пригодится в бою, в котором егеря будут выцеливать старших офицеров.
Ваши предложения, генерал? спросил он строго, совершенно преобразившись. Хотите нас на другой берег пропустить?
Лучше! Я ваши войска на свои суда погружу и прямо к петербургским набережным доставлю.
А не врешь? подозрительно осведомился Зарубин, снова перейдя на «ты».
Он не врет, Ваня, вмешался Ожешко, тоже вставая и оправляя свой мундир.
Тогда по коням!
Через несколько дней егерские полки Зарубинского легиона вступили на бурлящие улицы Петербурга и быстро навели порядок в бывшей столице, хотя о потере своего статус город еще не подозревал. Вслед за егерями в северную Пальмиру потянулись барки с зерном. Показательные расстрелы и хлеб быстро образумили горожан.
Глава 6
Вторым грехом вздыбилось в нем честолюбие. О, в случае с Михал Федотычем это слово нужно писать со здоровенной заглавной буквы. С буквицы в затейливых узорах, как в старинных книгах! Он ратовал за «уравнение в награждениях», но свои успехи публично возносил до небес, а чужие пытался умалить.Если не выходило, срывался. До неконтролируемых вспышек ярости.
«Живи сколько можно не чвановато», поучал он сына, а сам Сам он поднимался с самого низа и останавливаться не желал. В мечтах виделись ему деревеньки с покорными рабами и грудь в орденах. Потому конкурентов ненавидел люто. Одно имя Суворова вызывало у него зубовный скрежет. Тот факт, что удалось его обскакать, окрылил, пока пока Пока не выяснилось, что хвалить-то, рукоплескать и слагать оды некому. Награждать некому. Известие о смерти государыни императрицы оказалось для него настолько чудовищным ударом исподтишка, что он отказывался его принять. Он чувствовал, что судьба его влечет к командованию целой армии да нет, бери выше к федьмаршальскому жезлу! И что, все прахом? В одночасье
Он благополучно добрался до Тулы со своим ополовиненным корпусом, приняв под Харьковым командование у Текели и отправив того оплакивать свою несчастную судьбу в славяносербскую колонию.
Занял обывательскую квартиру по своей методе изображать простецкого парня. И чуть ее не разгромил, когда от Румянцева пришла эстафета с последними новостями.
Когда схлынул припадок бешенства, когда вернулась рассудочность, он неожиданно для себя понял и даже сумел четко сформулировать: «Бог дал мне случай употребить к умножению репутации. Настало время молодых генералов». Он уже не чувствовал себя глубоко оскорбленным. Ежели встретились бы с генерал-фельдмаршалом, он бы сказал ему в лицо: «не могши хорошо исполнять дело государево, лучше захотеть его оставить, нежели как испортить».
Он принялся мерить свою комнату шагами быстрыми, как он привык носить свою невысокую тщедушную фигуру. Сверкнувшая в голове мысль настоящее озарение заставила его застыть. Он тяжело задышал, прижал ладони к лицу и произнес вслух лишь одно слово:
Петербург!
Да, да! Именно Петербург! Он еще не знал, что столица пала в руки пугачевских генералов.
В голове тут же стали собираться в единое целое кусочки пазла. В его руках мощное воинское соединение. Пускай Румянцев рассыпается в любезностях узурпатору. Пускай две армии изображают стояние на Угре Петру Александровичу не привыкать, он и через Дунай-то шагнул, лишь когда окрик из Петербурга пришел. Нет, Мишенька умный. Мишенька поступит хитрее и тактически ловчее. И всех-всех переиграет через Калугу вырвется на оперативный простор и бросится со всех ног к столице. К граду Петра, а не к обветшалой Москве. Сметет как пушинку немногочисленные полки Емельки на государевой дороге. Выйдет им прямо в тыл через ответвление на Ржев и Волоколамск, построенное при Елизавете Петровне. И ворвется в столицу как триумфатор, восстановитель законной династии. Усядется на трон очередной немец, то не горе. Главное все будут знать, кто есть истинный спаситель Отечества!
Конечно, он не мог вот так, с бухты-барахты, взять и развернуть свой полукорпус, не имея соответствующего приказа. Офицеры бы не поняли и возроптали. Выход, как ни странно, содержался все в том же письма Румянцева.