ауру смерти, боли и страха, разлившуюся в этом месте. Но на порядок слабее меня.
Кулебякиным оказался мужчина возрастом около сорока, высоким, сгорбленным и страшно худым. Лицо всё было покрыто морщинами и складками от перенесённых невзгод и голода. Также имелись язвочки и короста от обморожений. Рыжеватая щетина была неровно обрезана. Явно тут не бритвенный станок поработал или острый клинок, а кусок камня или стекла, которым не брили, а срезали волос. Голову мужчина прикрыл «раскрытой» пилоткой, тело гимнастёркой и грязной шинелью с рыжими подпалинами от огня и прорехами. На ногах не очень грязное галифе и драные сапоги, сквозь дыры в которых торчали чернющие портянки. А уж запах от него шёл! Рядом с ним стоял коренастый парень не старше двадцати пяти лет в таких же грязных галифе, в ватнике без рукавов, в лаптях и с шарфом, повязанным вокруг головы. За щетиной он пытался так же следить, как и вожак военнопленных.
Здравствуйте, кто вы? простуженным голосом поинтересовался Кулебякин. Смотрел он с осторожностью, надеждой и едва ощутимой злостью. А вот его сосед глядел на нас исподлобья с едва скрываемой ненавистью. Не нужно иметь семи пядей во лбу, как приговаривает Прохор, чтобы догадаться о причине такой эмоции. Ну, кто ещё вот так свободно может гулять по месту, которое контролируют немцы, кроме их холуёв?
Партизаны, ответил я. Привезли немного одежды, продуктов. А ещё у меня к тебе есть разговор.
Партизаны? недоверчиво переспросил Кулебякин.
Парень шевельнул потрескавшимися от мороза губами, тоже что-то желая сказать, но в последний момент сдержался. Зато ненавистью от него стало «пахнуть» ещё сильнее. Его аура прямо так и пылала ею.
Они самые, мил человек, влез в разговор Прохор. Тебя и твоих людей с нашей помощью бабы кормят. Иль ты думаешь, они своё сюда носят, когда немчура уже чуть ли не полгода их обворовывает, а?
Как вы сюда так спокойно прошли? Как пропустили вертухаи?
Спят они, в этот раз ответил ему я. Как я это провернул не спрашивай, у каждого свои секреты. Лучше подними самых надёжных и крепких людей, чтобы забрать вещи из саней. Пока они станут их носить, мы как раз пообщаемся.
Возьми тулупчик, стоило мне замолчать, как слово взял Семянчиков, который снял с себя короткий овчинный тулуп и передал его Кулебякину. А то замёрзнешь за время беседы.
Спасибо.
Есин передал свою верхнюю одежду второму военнопленному. Тот принял полушубок неохотно, продолжая не доверять и ненавидеть нас.
Погодите, встрепенулся Кулебякин, если охрана так крепко спит, то вы можете вывести нас из лагеря!
Всех?
Да.
Как ты это представляешь? Здесь около тысячи человек, многие не ходят уже. Остальные ослаблены и не перенесут длительный марш.
Лучше умереть на свободе, чем за колючей проволокой, подал голос парень.
Лучше вообще не умирать, но на войне с этим сложно, ответил я ему. Вывести вас из города я могу, но подумай сам, сколькими жизнями товарищей ты готов за это заплатить. Защищать ваш отряд не в моих силах. У меня нет такого количества солдат и транспорта. Зато имеются задания и планы в деле борьбы с немцами. Они, немцы, вас найдут если не утром, то днём по следам. К этому времени половина твоих товарищей будет мертва или умирать в сугробах. Ты этого хочешь? я не чурался применять лёгкое ментальное внушение, играя на чувствах и душевных метаниях обоих собеседников. Да, в лагере они тоже умирают. Но эти смерти я постараюсь своей помощью уменьшить.
А дальше? Что ты хочешь потом? спросил Кулебякин.
Когда вы вернёте силы, я принесу оружие и помогу вам уйти отсюда. Либо вы примете свой последний бой, отомстив за плен и унижения. Это будет лучше, чем умереть уже завтра. Я даже могу рассказать, как это будет, я продолжил давить на Кулебякина и его товарища. Вы без сил будете лежать в снегу, а немецкие автоматчики с шутками и смехом станут расстреливать вас, как в тире. Кого-то примутся рвать живьём их собаки.
А мож и стрелять не станут, штыками переколят, как поросят и всё, добавил Прохор.
Или так, кивнул я, соглашаясь с беролаком.
Кулебякин повернул голову к парню и сказал:
Федь, подними нашу ячейку и веди сюда. Только тихо чтобы.
Тот угукнул, недобро посмотрел на меня с помощниками и неторопливо отошёл от нашей компании.
А вы лекарства не привезли? В лагере очень много больных и раненых, а немцы отказываются им помогать, вновь обратил свой взгляд на меня мужчина.
Нет. В моём отряде их почти нет.
Тот тяжело вздохнул, помолчал с минуту и вновь спросил:
Раненых и больных сможете забрать? Есть
те, кто не переживёт ближайшие дни без помощи.
Я ненадолго задумался, потом ответил:
Только тех, кто переживёт путь в санях, это по времени около дня будет. И я сам отберу их.
Поделишь на живых и мёртвых, тихо сказал Кулебякин.
Война, также тихо произнёс я. Жертвы можно только уменьшить, но без них даже боги не обходятся.
Боги? мужчина странно посмотрел на меня.
Енто не твово ума дело, мил человек, опять встрял в разговор Прохор. Всему своё время.
А о чём ты хотел со мной поговорить? Ради чего пришёл в лагерь? перешёл на «ты» вожак пленных.