В середине 1960-х гг. в биологии покончили с «монополией» Лысенко, пытавшегося искоренить истинные знания в пользу своих лженаучных построений. Не успели ученые отдохнуть от лженаучного наваждения, как на их голову, как нам говорят, свалился новый дракон советской биологии, которого в кругу биологов стали обзывать «Лысенко 2». С помощью физиков победили и это второе «пришествие Лысенко», но тут же появился «Лысенко 3». Как здесь не поверить Никсону, если цепь злодеев российской науки прервалась лишь с началом перестройки, когда надобность в них отпала в связи с тем, что рухнула сама наука.
Миф о монополии Лысенко в биологии родился в недрах Агитпропа (см. Шаталкин, 2015), т. е. придуман с пропагандистскими целями. Разговоры о так называемой «монополии» Лысенко не более чем слова, за которыми нет реального содержания. Разве это отраслевая наука, которой руководил Лысенко, т. е. агрономия в широком смысле слова, подмяла под себя академическую науку. Такого не может быть в принципе. Везде мы видим обратную картину. Академическая наука пытается навязать отраслевым направлениям, как тем следует работать. Разве это Лысенко контролировал денежные потоки и не малые, которые шли на академическую науку. Нет, деньги они получали из разных касс. Разве это Лысенко определял учебную политику. Нет, это компетенция министерства образования, которое до 1948 г. не пропустило ни одного (!) учебника по мичуринской биологии. Разве это Лысенко определял научную политику Академии наук СССР. Нет это делало само руководство Академии при определенном контроле со стороны Агитпропа.
Вот что пишет Д. Т. Шепилов (2001, с. 129), который, будучи вторым лицом в Агитпропе, руководил после войны борьбой с Лысенко: « мы бессильны были что-нибудь сделать, чтобы обуздать невежд [т. е. Лысенко и его сторонников] и поддержать в науке истинные, а не мнимые силы прогресса. И так продолжалось вплоть до падения Хрущева, когда постепенно, со скрипом, при сопротивлении заскорузлых чиновников, начало выявляться истинное лицо и опустошительные последствия лысенковщины» (выделено нами).
Д. Т. Шепилов открытым текстом сказал, что борьба за науку шла между чиновниками, что основная причина конфликта в действиях заскорузлых чиновников, которые не дали возможности прогрессивным силам в партии снять Лысенко раньше, сразу после войны.
Но отсюда следует, что если и были какие либо проявления «монополизма Лысенко», то вина за это полностью ложится на тех заскорузлых чиновниках, о которых говорил Д. Т. Шепилов. Почему же мы в злодеях числим лишь одних ученых.
Здесь важно подчеркнуть еще один имевший ключевое значение момент. Разговоры о том же «Лысенко 2» шли в научных кругах на неформальном уровне обсуждения, обрастая всевозможными слухами и разного рода домыслами. Но на западе их воспринимали как серьезные и объективные свидетельства, раз они попали на страницы респектабельной книги, изданной в США и переведенной у нас (Грэхэм, 1991). В этом качестве эти частные разговоры, опиравшиеся более на молву, чем на реальные факты, начали новую жизнь как элемент антисоветской пропаганды.
Но ведь то же самое произошло в отношении «Лысенко 1», т. е. в отношении Т. Д. Лысенко. Разговоры отдельных советских ученых о том, что Т. Д. Лысенко губит генетику, трансформировались на западе в пропагандистский миф о преследовании советских ученых за их научные взгляды. С началом перестройки этот миф вернулся к нам как отражающий реальную жизнь советской науки.
Вот какую характеристику ученым тех лет дал философ В. С. Степин (1991, с. 429430): «Сложился направляемый Сталиным и Ждановым союз невежественных философов и карьеристов из среды естествоиспытателей, благодатной почвой для которого была репрессивная система социального и идеологического контроля, постоянно выпалывающая ростки философской и научной мысли». А чтобы закрепить этот образ морально падших советских ученых, начинают поиск оправдывающих мотивов. Безусловно нравственному падению можно найти смягчающие обстоятельства. Но сначала надо выяснить, а было ли оно. Иными словами, было ли принуждение со стороны государства выступать против научных истин, заставляло ли оно «грешить» ученых, навязывая им заведомо ложные научные концепции? Сама постановка такого вопроса кажется абсурдной.
Советские ученые безусловно отличались от своих западных коллег большей вовлеченностью в политику. Но в этом нет ничего Удивительного, учитывая, что большинство из них были коммунистами. А для коммунистов политическая активность в деле строительства социализма определялась уставом Партии и была обязательной. Но именно то, что многие советские ученые были коммунистами, поверить в их конформизм перед злодейством я не могу. Об этом бы шли разговоры в обществе и сейчас бы нам представили массу при-Если только мы не встречаем этих специфических черт истинного знания в той или иной книге, а, напротив, наталкиваемся на ниспровержение основ, на огульное зачеркивание научного творчества сотен и тысяч ученых, мы должны сразу насторожиться: один из основных признаков рениксы налицо. Даже слабо образованный читатель при беглом перелистывании книги О. Лепешинской тут же увидит, что этот признак присутствует в ее работе абсолютно отчетливо: если права О. Лепешинская, то надо пересмотреть заново все законы эмбриологии» (выделено в оригинале).