Если только вы его не распутаете. Исрун почувствовала, как ее охватывает любопытство. Тогда поставьте уж меня в известность раньше других репортеров, а до тех пор я буду молчать как рыба.
Ага я, вообще-то, и не надеюсь. Ни на то, что мне удастся его распутать, ни на то, что оно вызовет хоть малейший интерес у прессы, тихо добавил Ари.
Такие дела всегда вызывают интерес. Людям нравится, когда справедливость наконец торжествует, если вы понимаете, о чем я.
Да-да, понимаю, пробормотал Ари.
Мы могли бы сделать об этом передачу, если вы раскроете дело. Исрун попыталась сыграть на честолюбии полицейского, не рассчитывая, впрочем, на то, что выполнит свое обещание.
А вот это было бы любопытно, отреагировал Ари.
Ну вот он и заглотил наживку. Теперь нужно только, чтобы рыба не сорвалась.
О чем вообще идет речь? спросила Исрун с наигранным безразличием, а для пущего эффекта добавила: Хотя мне уже пора закругляться у нас вот-вот вечерний брифинг.
Это в наших краях произошло. Молодая женщина выпила яд в Хьединсфьордюре в пятьдесят седьмом году ну, или яд ей подсыпали.
В Хьединсфьордюре? А там разве кто-то живет?
Сейчас нет. Та женщина была одной из последних, кто там жил. Их было пятеро две супружеские пары, у одной из которых был сын. Он там и родился, в Хьединсфьордюре. Единственный, кто еще жив, остальных уже нет.
А почему вы снова подняли это дело?
На днях всплыла одна фотография, которая была сделана там зимой, вероятно незадолго до смерти женщины. Помимо прочих, на снимке есть и какой-то подросток, которого, как оказалось, никто не знает. А это наводит на размышления, учитывая, что там случилось.
Занимательно, проговорила Исрун. И вы считаете, что в этом деле еще можно разобраться? Вряд ли остались те, кто мог бы дать вам какие-то зацепки, все-таки полвека
минуло.
В том-то и дело Ну а вдруг? Например, в Рейкьявике есть человек брат одного из тех, кто жил тогда на ферме. Вот с ним было бы интересно пообщаться. Именно у него оказалась та фотография, да и другие тоже. Но этот разговор придется отложить
Глядя через стекло, Исрун поняла, что брифинг действительно вот-вот начнется. Обычно эти брифинги длились не дольше нескольких минут выпускающий редактор просто переходил от одного сотрудника к другому, а те сидели за своими столами или даже стояли на ногах, поэтому лучше не опаздывать, иначе все пропустишь. Но любопытство взяло верх, и Исрун спросила:
И почему же?
Тому дедуле сто лет в обед так плохо слышит, что звонить бесполезно. Однако, как мне говорили, голова у него по-прежнему ясная. Я загляну к нему в следующий раз, когда буду в Рейкьявике. Если, конечно, этот чертов карантин когда-нибудь закончится, объяснил Ари тоном, в котором смешались решимость и ирония.
Исрун уже собралась попрощаться, когда он вдруг спросил:
А можно вас попросить с ним встретиться? Это вряд ли займет у вас больше четверти часа. Он живет в доме престарелых в районе Брейдхольт. Сам я, разумеется, сейчас приехать в Рейкьявик не могу, учитывая обстоятельства.
Ну, у меня, вообще-то начала Исрун, но одернула себя. Совсем не повредит, если этот полицейский окажется ей чем-то обязанным. Я попробую заскочить туда завтра, если будет такая возможность.
Записав на бумажке имя и адрес пожилого мужчины, она попросила Ари продиктовать ей также номер своего мобильного телефона, чтобы она уж точно смогла дозвониться до него по поводу интервью; затем Исрун нажала на отбой. Когда она вышла из комнаты для совещаний, брифинг уже закончился. Она сняла с вешалки пальто, отметила время ухода и, ни с кем не прощаясь, вышла в промозглую тьму.
После телефонного разговора с Ари прошлым вечером она получила от него имейл, в котором подробно описывались обстоятельства происшествия в Хьединсфьордюре. Кроме того, Ари набросал примерные вопросы, которые можно было задать Никюлаусу, и приложил скан фотографии.
Исрун уже успела пообщаться по телефону с директором дома престарелых, в котором жил Никюлаус, и та сообщила ей, что старичок по-прежнему бодр, хотя ему уже исполнилось девяносто три года, правда, слух стал его подводить. Он согласился встретиться с Исрун, когда ей будет удобно.
Обнаружить дом престарелых оказалось не так просто, как предполагала Исрун, но в конце концов ей это удалось. Времени, чтобы побеседовать с пожилым мужчиной и успеть на утреннюю летучку в редакции, у нее было еще предостаточно. Дом престарелых оказался большим и безликим зданием постройки восьмидесятых годов, окруженным ухоженным парком. Была ранняя весна, и деревья в парке пока выглядели немного сиротливо. Можно только представить, как этот парк преобразится летом.
В ожидании Исрун Никюлаус сидел в вестибюле у большого окна, из которого открывался вид на парк, и потягивал кофе. Широкоплечий, абсолютно лысый, с четкими чертами лица. Для своего возраста Никюлаус выглядел хорошо. На нем был темно-серый костюм, белая рубашка и галстук в полоску.
Исрун объяснила ему суть дела, хотя ей пришлось постараться, чтобы громко и отчетливо артикулировать каждое слово. О том, что Ари является полицейским, она не упомянула, но во всем остальном придерживалась правды, сообщив, что они изучают подробности этого старого дела в связи с возникшей из небытия таинственной фотографией. Никюлаус лишь кивал головой. На просьбу Исрун позволить записать их беседу на диктофон он тоже кивнул.