Устроиться мне было недолго. Все мои вещи находились в небольшом фанерном чемодане, да и вещей было не густо.
Вечером старуха заглянула ко мне.
Ну как, устроились? спрашивает.
Осмотрела комнату, поглядела на мой жалкий скарб и только руками всплеснула.
Бельято у вас нет?
Принесла простыни, подушку, помогла устроить постель, чаю предложила.
Давайте познакомимся как следует, матросик, говорит. Зовут меня Александрой Евгеньевной, живу я одна, скучно, может, нам и в самом деле будет вдвоем веселей.
3
Зажил я со старушкой в особняке. Тоска хуже не выдумаешь. Стоит сентябрь, на улице сухо, солнышко светит полетнему, дождей нет, а я инструкцию выполняю: сижу у себя на диване, брожу по комнатам, рассматриваю от скуки всякие тарелки да чашки и день ото дня все больше от безделья дурею. Выскочу на минутку на улицу, куплю в киоске газету, и обратно. Время тревожное Колчака, правда, Красная Армия громит, зато Деникин Харьков занял, к Курску подбирается, в Петрограде о новом выступлении Юденича поговаривают Сердце от беспокойства замирает, так бы и убежал на фронт!
Пошел получать паек, зашел к Коврову, говорю:
Нет мочи. Если думаете, что я после ранения еще не поправился, так это глубокое заблуждение.
А он одно:
Терпи.
Ну, я терплю На всякий случай, в предвидении зимы, поставил у себя в комнате «буржуйку» так тогда в Петрограде в шутку самодельные печки окрестили: люди жили в холоде, дров не хватало, это, мол, буржуи привыкли в тепле, с печками жить; связал из проволоки железный каркас, обложил кирпичами, сделал дымоход, словом, хозяйничаю честь честью У старухи в комнате «буржуйку» тоже исправил, реконструировал, так сказать.
Зажили мы с Александрой Евгеньевной прямо как старосветские помещики. По вечерам я ее селедкой и картошкой угощаю, а она меня пшенной кашей. Чай пьем из самой что ни на есть редкой посуды. Она мне объясняет, рассказывает: севр, сакс Я тогда, конечно, ни в чем этом не разбирался, но сижу, поддакиваю: посуда, правильно, красивая была. Никаких подозрений у меня в отношении старухи не было. Я тогда твердо решил: просто дали мне еще два месяца для поправки, и старуха только предлог. Да и какие могли быть у меня подозрения? Она тоже все дни дома сидит, никто к ней не ходит, читает книжки, со мной разговоры разговаривает да еще богу молится Ну опять же подозрительного в этом ничего нет. Откуда она средства к жизни берет, тоже мне было ясно. Даже в те голодные времена в Петрограде водились скупщики всяких ценных вещей картин, ковров, посуды. Вот старушка моя нетнет да и продаст какуюнибудь чашку с блюдцем. К ней изредка заходили эти скупщики, и она мне объясняла, что продает не из коллекции, а из предметов, которые у нее в личном пользовании находятся. Хотя, признаться, если бы она даже из коллекции продала какуюнибудь тарелку, я бы на это дело сквозь пальцы посмотрел: чашкой меньше, чашкой больше, а за эти чашки платили пшеном, рисом, горохом
Зайдет, бывало, скупщик, спрашивает:
Нет ли старинного севра или сакса у вас?
Ну а старуха понятно что отвечает:
Если заплатите пшеном или рисом, найдется
Сколько раз я эти разговоры слышал и вниманье на них совсем перестал обращать.
У меня даже сон от тоски да от безделья испортился. Прежде я, бывало, спал как убитый. А теперь не то. Поужинаю со старухой, напьюсь чаю, лягу, и точно меня какойто холод сковывает. Сплю беспокойно, сквозь сон какието голоса слышатся, шаги, шорохи. Утром просыпаюсь какимто слабым, неуверенным
В предвидении зимы занялся я заготовкой дров. Кто знает, думаю, сколько времени еще здесь проживу, а зимой мерзнуть неохота. Уеду топливо старухе останется, она тоже не кошка, своей шерсти нет. Нашел я неподалеку, в одном из переулков, сад. С улицы не подумаешь, что за домом такой сад может быть. Деревья в нем всякие, кусты, скамейки и, главное, очень подходящий забор.
А вместо сарая дрова мы складывали в подвал под особняком, ход в него из дома шел, прямо из коридора.
В нем винный погреб раньше помещался, рассказывала хозяйка.
Бывало, схожу, выломаю две доски, нарублю их на плашки перед крыльцом и снесу в подвал.
Старуха и посоветовала подвал для дров приспособить.
И под рукой, говорит, и не украдут.
Однажды прихожу в сад, а туда по дрова, разумеется, не один я ходил, и вижу: какойто курносый паренек у забора пыхтит, тоже доски выламывает.
Помочь? спрашиваю.
Отстань, говорит, сам справлюсь.
А как тебя зовут?
Витька.
А сколько тебе лет?
Тринадцать.
Давай помогу.
А ну!
Самолюбие не позволяет помощь принять. Рванул мой Витька доску на себя, доска, правда, затрещала, но парень не удержался, бац на спину, доска его по лбу, на лбу синяк, губы дрожат, вотвот заплачет.
Думаю: надо его разозлить, а то заплачет, застыдится, убежит, и конец нашему знакомству.
А доску эту, говорю, я у тебя возьму.
Вскочил мальчишка, ощерился, сразу о синяке забыл.
А я тебя камнями забью, говорит.
Поговорили мы с ним Ничего, сошлись. Выломал я себе три доски, ему две, пошли обратно вместе.
Ты где живешь? спрашиваю.
Здесь, на Фонтанке.
А отец у тебя чем занимается?