Николай Ильич Огарев отличался длиннейшими на польский манер, свешивающимися усами и любим был за добродушие. А еще он запомнился современникам введением в пожарных частях Москвы одномастных лошадей. А вот что написал о нем В. Гиляровский в своей книге «Москва и москвичи»:
«Из властей предержащих почти никто не бывал на Сухаревке, кроме знаменитого московского полицмейстера Н. И. Огарева, голова которого с единственными в Москве усами черными, лежащими груди, изредка по воскресеньям маячила над толпой около палаток антикваров. В палатках он время от времени покупал какие-нибудь удивительные стенные часы, И всегда платил за них наличные деньги, и никогда торговцы с него, единственного, может быть не запрашивали лишнего. У него была страсть к стенным часам. Его квартира была полна стенными часами, которые били на разные голоса непрерывно, одни за другими. Еще он покупал карикатуры на полицию всех стран, и одна из его комнат была увешана такими карикатурами. Этим товаром снабжали его букинисты и цензурный комитет, задерживавший такие издания.
Особенно он дорожил следующей карикатурой.
Нарисован забор. Вдали каланча с вывешенными шарами и красным флагом (сбор всех частей). На заборе висят какие-то цветные лохмотья, а обозленная собака стоит на задних лапках, карабкается к лохмотьям и никак не может их достать.
Подпись:
«Далеко Арапке до тряпки» (в то время в Петербурге был обер-полицмейстером Трепов, а в Москве Арапов).
Вот идиоты, говорил Н. И. Огарев.
Ну кто бы догадался! Так бы и прошла насмешка незаметно Я видел этот номер «Будильника», внимания на него не обратил до тех пор, пока городовые не стали отбирать журнал у газетчиков. Они все и рассказали».
«Это был выдающийся талант, можно сказать виртуоз в своем деле, большой художник, умевший придать своему делу особую красоту, полицейский эстет своего рода».
«Только что вступив в должность, он энергично повел дело и тотчас же дал почувствовать свою властную руку. Он начал с внешнего порядка в городе. На место невзрачных прежде людей Власовский набирал молодых высоких солдатЭто были силачи м великаны, стоявшие на перекрестках улиц как бы живыми колоннами или столбами.
Заведена была строгая дисциплина. Не только околоточных надзирателей, но и участковых приставов иные из последних были в чине полковника он ставил в качестве дисциплинарного взыскания также на перекрестках улиц часов на 5 или 6 на дежурство, с которого нельзя было сойти. Какой-то околоточный в день Рождества Христова зашел к обер-полицмейстеру и расписался у него в книге в числе поздравителей за это был посажен на 7 суток под арест».
Под особое внимание Власовский взял уличное движение и мигом навел там порядок. В те времена главными нарушителями уличного движения были извозчики, лихачи и матершинники. Их ругань славилась по стране и стала своеобразным эталоном. Не зря вошла в обиход фраза: «ругается, как извозчик». Причем обложить они были способны любого, в том числе и полицейского.
Известный философ Константин Леонтьев как-то оборвал извозчика, грубившего полицейскому, ударом кулака: «Как смеешь ты прекословить? Ведь он поставлен полицмейстером, а тот губернатором, а губернатор Государем. А Государь.» И многозначительно указал пальцем в небо.
О том, как обер-полицмейстер приструнил эту своевольную братию, рассказывает А. Хабаров:
«Нельзя себе представить что-либо более разнузданное и безобразное, нежели поведение московских извозчиков на улице..Когда обыватель желал нанять извозчика и раздавался крик: «Извозчик», они быстро вскакивали на козлы и с дикими криками, стоя, погоняя лошадей, неслись необузданной ордой к нанимателю, крикнувшему извозчика. Стон стоял в воздухе от этого дикого крика и ругани, которую ненанятые извозчики посылали вслед счастливцу, которому удалось посадить седока, своему же земляку и приятелю, с которым только что вели самый дружественный разговор. . С грузами ломовые извозчики ехали длинным обозом, не держа интервалов между возами и задерживая движение экипажей и пешеходов, пустые они неудержимо мчались, грозя немилосердно раздавить и сокрушить все на своем пути.
Все это сразу же прекратилось на другой же почти день по приезде Власовского, начавшего жесточайшим образом подвергать их денежным штрафам или отсидке при полиции. О штрафах этих возвещалось в его знаменитых «приказах» по полиции, которые он ежедневно издавал и которые печатались в издававшейся тогда особой газете «Ведомости московской городской полиции». Приказы были лаконичны, но сильны; например: «Легковой извозчик номер такой-то слез с козел штрафу 10 рублей», «Оказал ослушание полиции штрафу 25 рублей», «Слез с козел и толпился на тротуаре», «Халат рваный штрафу 5 рублей», «Произнес неуместное замечание штрафу 15 рублей» и т. д.
.Все стихло. Извозчики смирно и молча сидели на козлах, не смея слезть с них, у унылыми, вытянутыми лицами. Был сразу же наведен
полный порядок».
«Крутые и энергичные действия обер-полицмейстера с первых же дней его появления заставили о нем много говорить в Москве. Он скоро стал анекдотическим человеком, предметом рассказов. Невысокий, невзрачный, с какого-то черного цвета гарнизонной физиономией, с усами, без бороды, с пристальным злым взглядом, которым он, казалось, видел сквозь землю на три аршина и там следил, нет ли каких-нибудь беспорядков, он целый день и всю ночь летал по городу на своей великолепной паре с пристяжной, зверски исподлобья высматривая этих нарушителей порядка, и немилосердно попавшуюся жертву казнил.