Медем деликатно сказал содержателю, что так говорить не хорошо, ведь он все-таки, губернатор. Но содержатель уже разошелся и стал выговаривать губернатору за плохое состояние дорог в Тихвинском уезде по сравнению с Белозерским. В заключение своей пылкой, но не очень связной, речи содержатель высказался в том смысле, что лучше бы губернатор пил водку и держал всех в руках, а то он распустил народ.
Смущенный губернатор вышел на крыльцо и услышал звон колокольчиков подъезжающей тройки. Он обрадовался, что сейчас уедет, но обрадовался он явно рано. Ямщик был еще более пьян, чем содержатель станции, но так и рвался в бой:
Садись, ваше сиятельство! Уж и прокачу ж я тебя!..
Медем попытался деликатно отказаться от поездки:
Нет, ты нездоров! Я не сяду. Пойди, прошу тебя, ляг лучше, право ты не здоров.
Но ямщик уже поймал кураж:
Что ты, ваше сиятельство, рехнулся что ли? Куда ж теперь ложиться? Садись-ка лучше
К счастью для графа в это время подоспел исправник. С помощью виртуозной многоэтажной конструкции он освободил графа от назойливого ямщика, которому-таки пришлось лечь.
В 1849 году двадцатилетний Антон Рубинштейн вернулся в Петербург из-за границы, где провел 5 лет. Вернулся он без паспорта, поскольку уезжал несовершеннолетним, с матерью, и собственного паспорта не имел. Молодой Рубинштейн, не зная российских реалий, решил, что получение паспорта пустая формальность, и смело отправился в канцелярию генерал-губернатора. Генерал, увидев человека без паспорта, грубо пресек всякие объяснения последнего, сразу же перешел на «ты» и пообещал Антону отправить его в кандалах по этапу в Сибирь.
Обеспокоенные столь горячим приемом, оказанным молодому музыканту на Родине, родственники тут же обратились за помощью к высокопоставленным знакомым. И только после их ходатайства генерал-губернатор немного успокоился и поверил, что имеет дело не с преступником. Однако, обер-полицмейстер, демонстрируя бдительность, решил все-таки устроить Антону Рубинштейну экзамен по музыке. В качестве экзаменатора был выбран правитель обер-полицмейстерской канцелярии, как самый музыкально образованный. После экзамена правитель сказал, что экзаменуемый на фортепиано играть умеет. Большое ему за это спасибо. Он решил судьбу замечательного музыканта и будущего основателя Петербургской консерватории.
ПОЛИЦИЯ И ПОЛИЦМЕЙСТЕРЫ
«Гости добрались наконец гурьбой к дому полицмейстера. Полицмейстер, точно был чудотворец: как только услышал он, в чем дело, в ту же минуту кликнул квартального, бойкого малого в лакированных ботфортах, и, кажется, всего два слова шепнул ему на ухо да прибавил только: «понимаешь!», а уж там в продолжение того времени, как гости резались в вист, появилась на столе белуга, осетры, семга, икра паюсная, икра свежепросольная, селедки, севрюжки, сыры, копченые языки и балыки, это все было со стороны рыбного ряда. Потом появились
с хозяйской стороны, изделия кухни: пирог с головизною, куда вошли хрящ и щеки 9-пудового осетра, другой пирог с груздями, пряженцы, маслянцы, взваренцы. Полицмейстер был некоторым образом отец и благодетель в городе. Он был среди граждан совершенно как в родной семье, и в лавки и в гостиный двор наведывался, как в собственную кладовую. Вообще он сидел, как говорится на своем месте и должность свою постигнул в совершенстве. Трудно было даже и решить, он ли был создан для места или место для него».
В середине XIX века святая мученица Татьяна официально стала почитаться как покровительница российских студентов и профессуры. С тех пор 12 января по старому стилю (по новому 25) российские студенты праздновали так отчаянно, что перед их пьянками меркли знаменитые пирушки учащихся западноевропейских университетов. Мученики науки надирались до поросячьего визга, крушили мебель в кабаках и бесстрашно бросались в драку с городовыми, прибывшими их усмирять. Конечно, можно было бы для наведения порядка прибегнуть к испытанному приему: «запрещать и не пущать», однако ректор Московского университета обратился к обер-полицмейстеру с неожиданной просьбой «разрешать и прощать». И уж вовсе фантастическим выглядит последовавший после этой просьбы приказ московского обер-полицмейстера. Он предписывал в Татьянин день все питейные заведения отдавать студентам, а городовым разрешал доставлять перепившихся учащихся доставлять в участок только в самом крайнем случае. Если студент был еще в силах выговорить свой адрес, то его следовало доставить домой на извозчике за счет полицейского управления. Так что образованных людей тогда ценили и берегли.
О нескольких московских обер-полицмейстерах и полицмейстерах очень интересно рассказывает Александр Хабаров в своей книге «Россия ментовская»:
«Андрей Михайлович Богословский, помощник университетского врача и субинспектор в университете, большой острослов и шутник, необыкновенно комично изображал фантастическое, конечно, совещание, которое будто бы созвал у себя раз генерал-губернатор князь В. А. Долгоруков по вопросу о том, как быть и что делать, если опять французы придут на Москву, и когда будто бы он обратился к Огареву: «Огарев, а ты как думаешь?» то Огарев выступил с советом стрелять по наступающим французам из Царь-пушки; но когда ему заметили, что ведь у Царь-пушки всего только четыре ядра, то он ответил: «А я буду посылать пожарных таскать их назад»».