На Оле строгая прокурорская форма: китель с погонами, юбка до колена и белая рубашка. Волосы собраны в аккуратный узел на затылке, открывая шею, подчёркивая правильные черты лица и большие голубые глаза, в которых можно утонуть.
Скорее всего, был какой-то важный повод так одеться, потому что в будни она, как и большинство прокуроров, ограничивается деловым стилем.
Я никогда не забывал о разнице наших статусов и возможностей. Мы всегда были на противоположных полюсах. И сейчас эта разница особенно ощутима. Почти физически.
Привет, Оля приподнимает подбородок, отступает назад и пропускает меня внутрь. Ты пропал из сети, и я решила, что ты занят.
Для тебя я всегда свободен, сбивчиво поясняю. И всегда в сети.
Переступив порог, прохожу внутрь.
Возможно, Денис действительно
прав, и я стал дикарём за три месяца заточения, потому что сейчас во мне преобладают первобытные инстинкты. И ничего больше.
Проблемы, которые стояли между нами, никуда не делись. И дело не в том, что мне не под силу их разрулить, а в том, что некоторые из них преодолеваются только с обеих сторон. Даже если я вывернусь наизнанку ничего не изменится. Не изменится до тех пор, пока не будет грёбаного шага навстречу.
Оля немного мешкает, но всё же тянется ко мне. Встаёт на носочки, проводит ладонями по груди и шее, зарываясь пальцами в мои волосы. Это настолько приятно, что по телу пробегает мелкая рябь.
Меня интригуют твои квесты, но я или тупой делаю паузу, качая головой. Или просто хочу, чтобы ты объяснила мне это вживую.
Я обхватываю её лицо ладонями. Пальцы в моих волосах скользят к затылку и едва царапают кожу.
Наклонившись, я вдыхаю нежный цветочный аромат женских духов, прежде чем вжаться губами в её губы, чувствуя их мягкость и то, как легко они поддаются.
54
ОльгаСегодня у нас была публичная пресс-конференция, и на мне официальная форма, которую я надеваю довольно редко.
Я не люблю выступления: они выжимают меня до предела, отнимают все силы и энергию. Но отказываться нельзя это ведь тоже часть работы.
Юбка стала тесной, и я натянула её выше талии. Рубашка внатяг. Не могу сказать, что поправилась, потому что в первый триместр почти не ела из-за постоянной тошноты, но формы слегка округлились. Бёдра, талия, грудь. Вместо обычной угловатости появилась мягкость, если верить словам сестры.
Коллеги открыто перешёптывались, когда я поднималась на сцену, а Саша, прижимаясь ко мне вплотную, не замечает никаких изменений. Абсолютно. Ноль.
Но рядом с ним, несмотря на усталость, я расцветаю. Запах мужского одеколона впитывается в меня, как мгновенный разряд адреналина запускает внутренний двигатель и выталкивает сонливость буквально до последней капли.
Устинов ворвался в мою квартиру сюрпризом. Хаосом. Вихрем. Как и в мою жизнь, перевернув её с ног на голову, и теперь я даже не помню, как всё выглядело до него.
Он сносит меня своей настойчивостью, пылкостью, и я не теряю равновесие только потому, что крепко обвиваю его шею.
Три месяца казались настоящей пыткой. Я жила в спокойном, размеренном ритме, и это было скучно. Местами невыносимо. И слишком часто приходило осознание, что я лишь делала вид, будто справляюсь. На самом деле ломалась по кусочкам каждый день без него.
Голова идёт кругом, когда поцелуй углубляется. Он становится влажным и голодным. Наши зубы сталкиваются, губы слипаются, и я не сдерживаю протяжный стон, который переплетается с хриплым, пробирающим выдохом.
На секунду оторвавшись, опускаю ладони ниже.
Мои глаза на уровне белоснежного воротника, а пальцы покалывает от желания прикоснуться к разгорячённой, пышущей жаром коже, ощутимой даже сквозь плотную ткань рубашки.
Я расстёгиваю пуговицу за пуговицей. Слушая рваное дыхание, улавливаю, что воздух между нами становится густым, как перед грозой и душным, будто температуру в квартире подкрутили минимум на несколько градусов.
Моим щекам жарко, когда я заканчиваю с последней, выдёргиваю рубашку из-под пояса и запускаю ладони по рельефным плечам, груди и животу, покрытым жесткими волосками, которые вызывают щекотку изнутри где-то под пупком.
Я трогаю, царапаю. Прощупываю каждый изгиб, стараясь запомнить заново.
Устинов смотрит на меня сверху вниз полуприкрытыми глазами. Дышит часто, ноздри широко раздуваются, руки упёрты в бока. Мышцы не просто твёрдые каменные, литые.
Сделав шаг, он заставляет меня упереться ягодицами в коридорную тумбу и я нервно сглатываю, оглядываясь по сторонам.
Желание встать перед ним на колени спонтанное, но необходимое, не как жест подчинения, а как признание того, что я ему принадлежу несмотря ни на что.
Всё происходит само собой. Я опускаюсь, со щелчком расстёгиваю пряжку ремня и тяну молнию. Рассматриваю чёрные боксёры, плотно облегающие член, вызывающе настолько, что по венам пробегает лава.
Я облизываю губы, освобождая его от ткани, и не могу оторвать взгляд от того, как он медленно покачивается, пружиня вперёд. Увесистый, налитый. Оплетённый тёмными жилами по всей огромной длине.
Саша замирает, не сводя с меня глаз, а когда я обхватываю губами гладкую головку, запрокидывает голову к потолку. Я ощущаю её тепло и пульсацию и по шипящему вдоху понимаю, что ему это нравится.