Мои пятки отрываются от земли с каждым последующим движением, а пальцы сжимаются на капоте, потому что он входит всё глубже и мощнее, не оставляя между нами ни миллиметра пустоты.
Его бёдра бьются в мои, задавая темп, от которого перехватывает дыхание. Кожа хлопает о кожу с глухим, влажным звуком, сводя с ума сильнее, чем хриплое дыхание у самого уха.
Царапнув кожу на щеке, Устинов сминает мою ладонь в своей и припечатывает к капоту. Пальцы скользят, сплетаются, и он вдавливает их в металл толкаясь с такой амплитудой, что я захлёбываюсь в стоне, забывая, где воздух, где земля и есть ли под ногами опора.
Это дико неудобно такой вот секс. На природе. В лесу. Со спущенными шортами и холодом под животом, когда Саша прогибает меня ниже, двигаясь в ритме, при котором невозможно думать ни о месте, ни о проблемах, ни о последствиях. Он встречает мой оргазм, вливаясь в меня тяжело, рывком сквозь спазмы, с глухим выдохом, наваливаясь сверху, будто сам теряет опору.
Проходит бесконечное количество времени, прежде чем я собираюсь с духом, освобождаюсь из плотного кольца рук, поправляю волосы, перевожу дыхание и, с подкашивающимися коленями, переступаю болтающиеся на щиколотках вещи. С вызовом смотрю на Устинова и указываю в сторону реки.
По внутренней стороне бедра стекают белёсые капли густые и липкие, как яркое напоминание о том, что между нами произошло. Об этом напоминает и болезненная чувствительность, и сведённые мышцы, и плотное ощущение, будто его член всё ещё внутри тяжелый, большой и твёрдый.
Саша подхватывает меня под бёдра легко, будто я ничего не вешу, и несёт в сторону реки, оставляя позади одежду, автомобиль и остатки здравого смысла.
Я зарываюсь носом в его шею. Вдыхаю. Запоминаю. Он солёный, горячий, первобытный. И я решаю: у каждой хорошей девочки обязательно должен быть свой плохой мальчик тот, кто испортит ей репутацию и сделает счастливой одновременно.
Кто раскроет в ней и светлое, и тёмное. Вселит уверенность и подожжёт изнутри огонь. Сорвёт маску приличия и заставит забыть ориентиры, к которым она привыкла. Тот, кто сумеет пройти сквозь броню и не отступит, пока не дотронется до самого сердца. Пусть даже ненадолго.
43
Я надеваю мужскую футболку, а сверху свою рубашку.
В багажнике автомобиля обнаруживается плед, который мы стелим на траву.
Устинов облачается в шорты и садится, согнув ноги в коленях, и я устраиваюсь между ними, спиной прижимаясь к его груди.
Он обхватывает меня одной рукой, укутывая от ветра надёжно и крепко, так что уезжать не хочется вовсе.
Я делаю пометку в голове: высохнуть и домой. Высохнуть и домой. Как бы ни хотелось поступить иначе.
Саша горячий, как печка. Настоящий. Нужный. Живой.
И мне кажется: если оторвать его от себя это будет как оставить ожог. А пока он рядом его близость плавит меня до состояния тягучего сиропа. Боюсь, если я закрою глаза, то усну, уткнувшись в это тепло и забыв обо всём.
Забавно, что всё началось с пары комментариев под новостью на канале, а закончилось тем, что я сижу в лесу в твоей футболке, откидываю затылок Саше на плечо.
От него пахнет немного парфюмом, немного сигаретами, немного костром и потом. Я закрываю глаза, поворачиваю голову и прижимаюсь
губами к его шее. Не знаю, что он чувствует, но пальцы на моём плече вдавливаются в кожу чуть сильнее.
Я ответил, потому что разозлился. На работе уже начинались проблемы, и тут ты со своей фразой про жадность Она попала прямо в точку. Будто ты лично решила меня поджечь.
Я вообще зашла туда просто посмотреть, как люди реагируют на резонанс. Хотела отследить градус кто злится, кто сочувствует. А потом наткнулась на твой комментарий и вместо анализа полезла в перепалку.
Провожу носом по колючей щеке и медленно прикрываю веки. Саша показался мне тем, с кем спорить бесполезно но почему-то очень хотелось. Первую неделю мы яростно переписывались, доказывая друг другу своё и не стесняясь в выражениях.
Может, это и был знак, что нам не стоило продолжать. Но мы оба упорно его игнорировали чтобы дойти до того до чего в итоге дошли.
Даже не знаю, почему я тебя не заблокировал, усмехается Устинов. Казалось, ты делишь мир исключительно на чёрное и белое, а я терпеть не могу категоричность.
Надо было оставить тебе в кафе томик Криминального кодекса. Там как раз про оттенки серого в зависимости от умысла и квалификации.
Если всё пойдёт плохо принеси его вместе с передачкой.
Легонько толкнув Сашу под бок и пробормотав «Дурак», я поворачиваюсь к нему лицом.
На мою шею ложится мужская ладонь. Большой палец гладит скулу. Мы целуемся мягко, плавно, с невесомым скольжением. Делая паузы, чтобы глотнуть воздуха.
В университете нам говорили, что справедливости не бывает бывает процессуальный порядок, говорю путанно. Справедливость слишком субъективна, Саш.
И в чём тогда твоя справедливость?
Вопрос не в этом. Вопрос в том, почему на суде я допустила слабость. Или силу. Смотря с какой стороны посмотреть.
В том, чтобы иногда нарушить систему. Ради равновесия.
Устинов берёт мой рот аккуратно пробует вкус, изучает. Его губы чуть сухие и обветренные, но язык тёплый, настойчивый и влажный. И когда он касается моего из груди вырывается короткий стон удовольствия.