Мне пора домой тщетно мотаю головой. Саш Санечка Мне правда пора
Сердце вылетает, когда мы меняемся местами. Теперь я лежу на покрывале, перед глазами раскидывается ясное ночное небо, а Устинов нависает надо мной близко до невозможности, почти вплотную, опираясь на локоть.
Живот отзывается спазмами, стоит ему тронуть его ладонью. Томительными спазмами когда он задевает кожу под грудью и вдоль рёбер, опускаясь ниже.
В какой-то момент между моими невнятными протестами и сбивчивыми вдохами в голове зреет навязчивая мысль: сдёрнуть с себя всё, что мешает, сковывает и отделяет нас друг от друга. И эта мысль почему-то не кажется абсурдной. Наоборот естественной и почти неизбежной.
Я ёрзаю на месте и ерошу светлые волосы у Саши на затылке. С тех пор, как мы не виделись, он подстригся короче по-бойцовски. И это ему идёт: подчёркивает резкие скулы, линию челюсти и полное отсутствие сантиментов.
Целую уголок его рта, подбородок, шею. Возвращаюсь и повторяю всё по кругу, пока не ловлю сдавленный стон в губы и пока пальцы, гуляющие в моих трусиках, не сменяются тугим, настойчивым давлением члена в промежность.
Согнув мои ноги в коленях, Саша оседает между ними, ловко отодвигает стринги в сторону и на секунду замирает. Его взгляд съезжает вниз, в самый центр, и то, как он на меня смотрит, возбуждает сильнее любых прикосновений.
Он приспускает шорты, проводит рукой по всей длине, а затем головкой распределяет влагу между половыми губами. От этого дыхание сбивается, а пальцы судорожно вцепляются в покрывало.
Глубокий толчок заставляет меня запрокинуть голову, вскрикивая от переполняющего ощущения. Второй выгнуться дугой, будто кости во мне перемололи в крошку. На третий и каждый следующий я только и успеваю ловить затуманенный, тёмный взгляд, чувствовать, как ладонь наваливается на грудь грубо, с нажимом и слышать влажные, порочные звуки проникновения. Такие, что воздух вокруг трещит от напряжения и рассыпается фейерверками.
Особенно когда Устинов срывается в финальном движении, с хрипом вжимается в меня до упора, а затем, выходя, кончает мне на живот. Горячие капли разбрызгиваются между бёдер, оставляя липкий, тягучий след.
Он проводит пальцами по коже медленно, с натиском, будто втирая следы себя в меня. Просачиваясь в каждую пору, в пульс и в память тела, которая уже не сможет его забыть.
Мне приходится привести себя в порядок буквально в полевых условиях, но это такая мелочь по сравнению с тем моментом, когда автомобиль выезжает с просёлочной дороги к остановке, и мы вызываем
такси.
Саша курит в приоткрытое окно. Серьёзный, задумчивый. Я не знаю, о чём он думает, но по линии широких плеч и по тому, как он сжимает сигарету в пальцах, видно внутри него бушует целый шторм, который он изо всех сил держит при себе.
У тебя хороший адвокат, тихо проговариваю, опуская взгляд. И если у меня будет что-то, что я захочу передать, я найду, как с ним связаться.
Несмотря на работающий обогрев в салоне, меня периодически трясёт.
Я благодарна Устинову за то, что он ни на чём не настаивает. Ничего не требует. Не заставляет выбирать ни сейчас, ни потом. Ведь любой мой ответ после случившегося был бы «да». Да, да и да.
А я не знаю, правильно ли это. Готова ли я к столь разрушительным последствиям.
Мне нужно остыть, подумать. Принять решение взвешенно и осознанно не под влиянием чувств и эмоций, потому что рядом с ним во мне снова преобладает женщина. На все сто процентов из ста.
Ты меня когда-нибудь разблокируешь? спрашивает Саша. Я не собираюсь навязываться. Просто теоретически.
У небольшого магазинчика с опущенными жалюзи притормаживает такси.
Устинов отправляет сигарету в урну и бросает на меня прямой, открытый взгляд. В его глазах то самое упрямство, которое я больше не считаю недостатком. В них ум, сталь и нежелание отпускать.
Я знаю: даже через год, два или три я всё ещё буду им болеть. И я не могу не учитывать это, отвечая ему.
Если всё закончится удачно, спокойно киваю и берусь за дверную ручку, вернее, не если, а когда всё закончится удачно, я напишу первой.
Грудь сдавливает в тиски, несмотря на то что, казалось бы, после этого разговора я должна была почувствовать облегчение. Но эти тиски не ослабевают наоборот, затягиваются с каждым выдохом, когда автомобиль Саши исчезает из поля зрения.
По щекам начинают беззвучно катиться слёзы жгучие, солёные. Совершенно не спрашивающие разрешения. Как запоздалый отклик на то, что я слишком долго копила в себе.
44
Профессионал. Собранный. В меру острый, но не истеричный. Он действительно работает, а не имитирует защиту. Это не отмазка для галочки это настоящий партнёр в бою. И почему-то от этого чуть легче.
Если я не могу быть рядом с Сашей пусть рядом будет хотя бы кто-то, кто не подведёт. Кто не облажается.
Я слежу за процессом изнутри.
Если адвокат подаёт ходатайство я читаю его внимательно. Не только с точки зрения закона, но и между строк. Иногда, если прошение составлено с ошибками или слишком прямолинейно, я не отказываю напрямую. Вместо этого возвращаю с нейтральной пометкой: «не предоставлены надлежащие документы». Официально всё по правилам. Неофициально это способ дать им второй шанс: изложить иначе, доработать, подать заново. Тише. Аккуратнее. Точнее.