Слушай, мам, нечеловечески огромная просьба. Завтра в ЦДЛ литературный вечер Григория Васильева, билетов не достать, а мне позарез нужно два входных. Поговори со своим супругом, а? Тебе он не откажет.
Мать сначала вздохнула знала, что они с отчимом вчера опять поцапались.
Будь с ним потерпеливей, пожалуйста, Маркус. У него трудно идет книга. Писатели они такие.
Потом улыбнулась.
Любопытненько. Не помню, чтоб ты раньше интересовался творчеством Григория Павловича. Ergo у тебя наконец-то появился кто-то с интеллектуальными запросами, пускай даже на уровне Гриваса.
Из всей современной литературы мама признавала только писанину отчима, в этом смысле она была настоящая римлянка: своим всё, чужим ничего. Свято верила, что Рогачов недооценен, а все остальные писатели переоценены. Переживала, что Васильев намного популярней.
Ладно-ладно, Маркус. Не буду вторгаться в твою приватность. Но в уплату весь вечер будешь откликаться на «Марика».
Когда-то, на тринадцатый день рождения, он потребовал подарка: чтоб она больше не звала его дурацким именем «Марик». Мать перешла на «Маркуса», но по детскому имени ностальгировала.
Хоть на Марика, хоть на Шарика, только добудь два пропуска, а?
Марик-Марик-Марик, мамочкин комарик, поддразнила она и опять поцеловала в щеку. Терпи. Всё, иду к тигру в клетку.
Он дождался, когда скрипнет
дверь кабинета, тихонько прошел коридором, стал прислушиваться.
Сама же просила, чтоб я бросил курить. Бросил, теперь вот бухаю. Горло привыкнет обходиться без дыма само пройдет. Отстань, пиявка. Лучше посиди в кресле, твое присутствие меня вдохновляет. Надо закончить главу.
Ой, знаю я. Это до глубокой ночи. Сделай перерыв. Выпей чаю и позвони Гривасу. У него завтра в ЦДЛ вечер. Попроси два места.
С какой стати мы с тобой пойдем слушать Гриваса?! Мало нам его трепа в домашних условиях?
Да не мы. Меня попросили.
А-а, успокоился отчим. Сейчас позвоню. И ты права, выпью, пожалуй, чаю перед последним рывком. На какую фамилию?
Это Марику. Мать понизила голос. Ему нужно два, понимаешь? Может быть, наконец, у него появилась девушка.
Пауза. Марк напрягся. Сейчас начнет кобениться.
Но вышло еще хуже.
А кто это у нас в коридоре подслушивает? резким, противным голосом сказал отчим.
Дверь распахнулась. Уставился своими круглыми, застекленными чисто рыба в аквариуме глазами.
Значит, как хамить сам, а как что-то нужно через мамочку?
Марат! пискнула мать.
А у Марка перехватило дыхание от тяжелого, спазматического чувства. Наверное, это была ненависть. Давно ни к кому ее не испытывал со времен Коршуна. Но того он боялся, а этот этот, с его толстыми губами, пористым носом, висящими веками вызывал только гадливость.
Чтобы я когда-нибудь еще о чем-то тебя попросил задыхаясь и щурясь, еле выговорил Марк.
Мать снова вскрикнула:
Марик!
Ничего, усмехнулся отчим. Это, я полагаю, до моей следующей загранпоездки. Пока не понадобится клянчить очередной подарок.
Подавись ты своими погаными подарками! сорвался Марк, повернулся, кинулся к себе. Его трясло.
Что с вами обоими? Что вы кидаетесь друг на друга? плачущим голосом кричала мать.
Она попробовал открыть дверь, но Марк не дал оперся на створку спиной.
Успокойся, приказал он себе. С отчимом потом. За нами не заржавеет. Пожалеет, гадина. Что делать с Совой? Кину его буду треплом. Вышибет из «команды». Включай ай-кью, Клобуков, думай.
Мысленно никогда не называл себя «Рогачов». Дурак, что поменял такую фамилию старинную, дворянскую на банальную. Никто в английской школе дразнить его «Клопом» не стал бы. А между прочим классная идея как отомстить суке очкастой. Снова стать Клобуковым! Наверняка это возможно, свидетельство о рождении ведь есть. И усыновления не было, только фамилию поменял.
Ладно, про это тоже потом. Что делать? Что делать?
И придумал, не подвел ай-кью. Самые правильные и верные решения просты.
Оделся, вышел на холодную (сугробы, поземка по мостовой) улицу. На углу Языковского в автомате, полистал прихваченную из коридора отчимову телефонную книжечку.
Повезло трубку взял сам Григорий Павлович. Его жены, ходячей обложки журнала «Советский экран», Марк совсем бы застремался.
Здравствуйте, это Марк Рогачов, скороговоркой, чтоб не успеть зажаться, сказал он. Сын Марата Рогачова.
Привет, юноша, рокотнула трубка. Как протекает пубертат?
Гривас был дядька классный, не то что Рогачов. Веселый, заводной, ходил в джинсовом костюме, усы а-ля Джордж Харрисон, хайр до плеч. В таком возрасте человеку хорошо за сорок конечно, чудновато, но лучше, чем пиджак-галстук.
С производственными трудностями, в тон ответил Марк и немного расслабился. На том конце послышался одобрительный смешок.
Чувство юмора присутствует. Значит, и трудности будут преодолены. Васильев вдруг спохватился, посерьезнел. Ой, извини. Ты что звонишь-то? С Маратом всё нормально?
Нормально. С утра до вечера по машинке колотит, на людей кидается.
Нарочно подпустил в голос ласковой снисходительности.
Терпи. С нашим братом бывает. Давай, переходи к делу. У меня гости.
И Марк перешел. Изложил просьбу, два раза повторив, что билеты на вечер достать совершенно невозможно, все как с ума посходили.