Марина Богданович - Никогда не знаешь стр 12.

Напоследок я сговорился с лекарем, который обещал сразу после наказания обработать мои раны, и стал ждать. Ведь инок сказал, что моя дева сейчас в военном лагере, куда постороннего не пустят, и что ее привезут для ритуала связи через 9 дней.

Визуализация. Радвир

Глава 9.

На следующее утро по возвращении из храма ко мне пришел незнакомый кашмирец.

- Вставай, - грубо сказал он, отворяя дверь моей темницы.

Тон его не позволял промедления, и мне пришлось повиноваться. Грубо схватив меня за руку, он вывел меня наружу и потащил за собой, идя быстрым шагом через военную стоянку к постройке, из которой доносились удары кузнечного молота. Двое крепких кашмирцев молча следовали за нами, остальные воины, встретившиеся нам по пути, занимались кто чем и многие провожали меня, как мне показалось, жалостливым взглядом. Мне было интересно, где Фир, но спросить об этом у грубого кашмирца, что вел меня, я не решалась.

Оказавшись у кузни, двое кашмирцев, что шли за нами, быстро и крепко схватили меня с друх сторон, а мой провожатый еще сильнее сжал мою руку и положил ее на стол, намертво прижимая мои пальцы и запястье к деревянной поверхности.

- Сейчас ты получишь свою метку разбойника, чтобы даже если выживешь, все знали, с кем имеют дело, - сказал великан, что удерживал меня, с улыбкой, больше походившей на оскал.

- Зажми это зубами, - кузнец поднес к моим губам деревянный брусок, - легче будет терпеть.

В его глазах я не увидела ни радости, ни превосходства, а потому последовала его совету. Так и правда будет легче перенести встречу с раскаленным железом, к тому же я не хотела своими криками доставить радость тому зверю, что сейчас держал мою руку и злорадно улыбался.

Наверное, это и есть тот самый Каур, чьего брата я убила. В день битвы я не запомнила лица того несчастного, чью шею проткнула своим мечом, как и смутно помнила черты того, кто потом едва не перерезал мне горло. Но мой провожатый казался на него похожим.

Я не успеваю опомниться, как раскаленный металл опускается на мою руку. Страшная боль, запах паленой кожи что есть сил сжимаю зубами брусок. Я не покажу свою слабость и не доставлю радости тем извергам,

что крепко удерживают меня.

Раскаленный прут с меткой на наконечнике уже отняли от моей руки, но боль все та же. Я зажмуриваюсь, и слезы сами бегут из глаз. Кашмирец лыбится, проклятье! А потом меня так же грубо тащат назад в темницу, как и тащили сюда.

- Как ты, девица? - Спросил лекарь участливо.

Он пришел ко мне вскоре после того, как меня снова заперли в месте моего заточения.

- Как после первого знакомства с раскаленным железом, - хриплю я в ответ.

- И то верно, - тихо сказал он, - сейчас лучше ничем твою рану не мазать, это сделаю завтра, а сегодня просто перевяжем руку, чтобы рана оставалась чистой, - словно сам с собой говорил старик, доставая из холщевой сумки лоскут белой ткани.

С повязкой было покончено, и меня оставили одну до вечера, когда ко мне пришел Фир, принеся уже обычную мне еду.

- Ешь, бедовая, - только и сказал он, мельком глянув на мою руку, - я ничем не мог помочь, - едва слышно прошептал он перед тем, как уйти.

Дни и ночи моего заточения сменяли друг друга. Время в темнице шло медленно. Размять тело я могла лишь в пространстве в три шага от стены до стены, в какую сторону света не иди. Фир исправно приносил еду, а лекарь менял повязки на ранах; на этом мое общение с кашмирцами заканчивалось.

На четвертый день после возвращения из храма я опомнилась, что через два дня мне нужно пить отвар от женских дней. Когда следующим утром ко мне зашел лекарь, я, то краснея, то бледнея, поведала ему о своей проблеме. На что он очень возмутился и отказался помогать мне с приготовлением отвара.

- Чтобы дева так относилась к своему здоровью и возможности зачать дитя?! Это настоящее злодеяние! - Почти кричал он.

Но я не отступала, объясняя ему, что как мне в темнице эти дни пережить!

- Нет, нет и нет! Удумала! Тряпок тебе принесу, мыла, Фир воду будет приносить невелика проблема.

- Но мне стыыдно, - почти плакала я.

- Эх, горемычная, мне тоже стыдно такие речи не со своей женой вести, но то, что ты хочешь делать, противно Единому и его законам, а потому не проси меня с отваром тебе не стану помогать, а все остальное устрою.

Мне ничего не оставалось, как смириться и приготовиться терпеть позор, когда придут регулы. На Фира уж и не знаю, как смогу взгляд поднять, ведь это ему придется приносить и уносить лохань и использованную воду.

Как нелегка женская доля, сидишь израненная в темнице, впереди неизвестность, и вдобавок приходится переживать, как регулы пережить.

А еще я много думала о ритуале и о том, отзовется ли кто на него. Умирать не хотелось, но и попадать во власть незнакомого мужика тоже было неохота.

Про первую ночь, к тому же еще и с кашмирцем и подумать страшно. Да и мало что я знала: ни сестры, ни матушка не делились со мной этой наукой по известным причинам, а подруг у меня не было. Все мои знания то, что краем уха слышала из разговоров замужних сестер между собой.

Одно благо, что удар у меня поставлен, и, если что, я не буду совсем уж беспомощной. Хотя те воины-кашмирцы, которых мне довелось увидеть, все до одного были выше и крупнее наших мужчин, и мне с ними не по силам тягаться, но ведь и необязательно, что на зов моей крови придет сильный воин, может, будет обычный мужик.