Я благодарю тебя, великий князь, за то, что дозволил с пленником твоим ромейским перевидеться-поговорить, отдышавшись, сообщил Байгар. Он занятные вещи рассказал, сам того не ведая. Степи́ с его подсказок большая польза выйдет. Если будет на то воля великого хана, я бы ответную услугу тебе оказал, чтобы в долгу не оставаться.
Шарукан кивнул, чуть прикрыв глаза. Их обоих можно было понять долго ходить в должниках, да с каждым днём знать, что долг тот растёт, как на счётчике, как в моё время говорили, удовольствия никакого не доставляло. В том, что старик и Сырчан будут живы и здоровы, у них сомнений не было. Мне бы такую уверенность.
Есть в окрестностях Царьграда монастырь один. А в нём прячется одна мразь, враг мой личный. Если бы довелось мне в глаза ему заглянуть, за Егоровы сказки разом рассчитались бы, внимательно следя за реакцией степных вождя и шпиона, проговорил Всеслав. И едва не вздрогнул, когда за спиной что-то звякнуло.
Домна, вошедшая в «палату» с какими-то мисками и кувшином, выронила ношу на пол. В глазах её стояли слёзы.
Если кроме головы с глазами ничего привезти не удастся я не расстроюсь, сохраняя ровный тон, закончил мысль Чародей, неспешно повернувшись к половцам, не глядя больше на зав.столовой, что кинулась собирать черепки с пола.
До ответа Байгара прошло полных четыре удара сердца. На третьем звуки собираемых осколков за спиной затихли полностью. Слышно было лишь судорожное дыхание Домны.
Думаю, я смогу помочь тебе увидеться с твоим врагом, князь. Твои последние слова значительно упрощают дело, осторожно ответил одноглазый. И за спиной Всеслава раздался шумный вздох-всхлип.
Домна, ты завтра расскажешь Байгару всё, что знаешь. Будет лучше, если успеют приехать браты твои, Ворон с Грачом, чтоб помочь тебе и от себя добавить, если вдруг чего позабудешь, не оборачиваясь, сказал Чародей.
Да, батюшка-князь, донеслось из-за спины. И такой тон от ушлой, хваткой и боевой бабы был слышен, наверное, впервые в жизни.
Ступай. Буривою поклон, так же, не глянув на неё, молвил князь. Судя по звукам за спиной, вылетела за дверь она едва ли не мгновенно. «Приберись там живо!» донеслось из сеней-коридора, и выкрикнуто ей было явно на бегу.
Следующим утром Рысь снова рассказывал, как с проулка, где «не следили» за Домной, вылетела какая-то птица. Сорока, кажется. А к завтраку прискакали втроём зав.столовой с братьями и поведали молчаливому Байгару всё, что знали о месте, в котором скрывался коллега Георгия, и о нём самом, подробно, до цвета глаз, количества зубов и двух шрамах на правой кисти. Половецкий воевода слушал очень внимательно, задавая вопросы, по которым было понятно, что в тех краях он бывал, и, возможно, даже не раз. А Грач с Вороном, прощаясь, склонили головы очень почтительно. После того, как услышали княжье пожелание о том, чтоб вокруг монастыря хоть разок, хоть всего один, но провыл ночью волк.
А вечером того дня начался жар у Сырчана. И стало вдруг моментально ясно, как робки и призрачны людские планы, когда зависят не от них, а от воли Богов, на которую, скрипя зубами, сетовал Всеслав. Ханский сын начал бредить и метаться, пришлось фиксировать. Лица Шарукана и Ясиня, вроде бы равнодушно-надменные всегда, в тот вечер снова показали, что эмоции их владельцы испытывают точно так же, как и обычные живые люди. Просто контролировать их прекращают, когда запасы воли и терпения подходят к концу, значительно позже простых людей.
Два дня парня отпаивали ударными дозами осиново-ивовых отваров, брусничным и клюквенным морсами на меду. Память подсказала, что в тех отварах кроме витаминов есть и антиоксиданты, а главное салициловая кислота, противовоспалительное, по составу схожее с аспирином. К сожалению, не без побочек. На второй день у Сырчана начались рези в животе и рвота. Антоний, которого притащил встревоженный Феодосий, переживавший за пациентов, как за родных, привёз какие-то порошки из грибов. Я, разумеется, заинтересовался составом и активным веществом, но легче от пояснений не стало: что такое «берёзовая губка» и тем более «иудино ухо» я и представления не имел. Не видел таких грибов и Всеслав. Условились с настоятелем, что он обязательно покажет весной в лесу вживую этих чудо-спасителей, потому что эффект от порошков был, да притом отменный. Следующие три дня прошли в нервном ожидании, но воспаление отступило.
Лодьи степняков отвалили от причалов через полных пять недель, когда заводь по утрам уже прихватывал вдоль берега ледок. Ясинь ходил и уверенно сидел в седле, хоть и не помногу я велел ещё с месяц сохранять щадящий режим. Сердце Старого волка, пережившего многое, вызывало больше опасений, чем последствия аппендэктомии. Которых, кстати, и не было.
Сырчан ходил с костылём, не опираясь на ногу. И честно выполнял упражнения для восстановления подвижности стопы. Договорились, что лубки с голени он снимет не раньше, чем через три недели. Парень слушал меня внимательно, запоминал крепко и ни разу не поспорил или поскандалил, не то, что дед. Хотя нога наверняка зудела в лубках не в пример хуже, чем «тянул» у старого симулянта заросший шов.