Какая же вы незаконнорожденная? Когда и отец родной вас признал, и бумаги все выправлены честь честью. Самая, что ни на есть, законная. Никакой разницы.
Я покачала головой:
Нет, душечка моя, очень большая разница. Потому нас с сестрицей Финеей и равнять нельзя. Мне от такого пятна за всю жизнь не отмыться.
Тогда и брали бы донью Финею. И над ней тут издевались. Ох.. я бы глянула одним глазочком, какой тарарам бы тут стоял! И суток бы не прошло, как она все это семейство бы начисто извела! Сущая ведьма!
Я даже рассмеялась:
Сама знаешь, что глупости. Нрав у сестрицы скверный, но вот колдовских талантов ни крупицы. Хоть она и любит слуг сказками пугать. От матери к дочери никак иначе. А у ее матушки из колдовства только дурной нрав и гадкий язык. Вот и все наследство. И донью Финею никто бы не отдал.
Зато вы в сто раз красивее! Куда там донье Финее? Она же вся в маменьку! А вы Пилар, вдруг, замялась, не зная, что сказать.
Я улыбнулась:
Наверное, и я в маменьку, раз на отца совсем не похожа.
Теперь мы обе молчали. Она понимала,
что для меня это была болезненная тема. Единственное, что я знала о своей матери имя, которое значилось в бумагах, подтверждающих мое происхождение. Старая нянька когда-то понарассказывала кое-что, но я не знала, сколько в этих словах правды. И та все время переиначивала. То говорила, что любовь случилась. А в другой раз что отец благородную девицу обесчестил. Но в одном всегда сходилась: что после моего рождения мама заявила на отца самому королю и потребовала признать дочь. А потом на себя руки наложила. Отец никогда об этом не говорил. Я, девчонкой, иногда задавала вопросы, но он лишь кричал и выставлял меня вон.
Я откусила пирожок с тыквой:
Миленькая, как думаешь, какой он?
Пилар насторожилась:
Кто?
Герцог.
Она посерьезнела:
Снаружи или нутром?
Я пожала плечами.
Пилар закатила глаза и сделала забавную гримасу.
Братья господа видные, ничего не попишешь Лишь бы телесами в маменьку не пошел больно знатные телеса.
Мы какое-то время пристально смотрели друг на друга, и вдруг расхохотались до слез. Хотя ничего смешного, по сути, и не было. Пилар еще как могла оказаться правой. Но сейчас это не имело никакого значения. Мы просто смеялись, будто отбросили все заботы.
Вдруг Пилар подскочила, как ошпаренная, присела в поклоне и, тут же, неистово залилась краской. Я проследила ее взгляд и с ужасом увидела стоящую в дверях свекровь. Кажется, она все слышала
Глава 3
Да вышло донельзя скверно, иначе и не скажешь. Но входить без доклада и подслушивать чужой разговор скверно вдвойне. Воспитанный человек сразу обозначает собственное присутствие, чтобы не вышло какой неловкости. Так кто должен краснеть?
Пилар едва не тряслась от страха. Тайком бросала на меня умоляющие взгляды. Я поклонилась, стараясь казаться совершенно спокойной что-что, а это я умела, практики не занимать.
Добрый вечер, матушка. Вам стоило предупредить о визите, чтобы я могла принять вас, как подобает, и не оскорблять внешним видом.
Я нарочито поправила мятое домашнее платье, в которое переоделась. У Пилар не было возможности приготовить его, как следует.
На губах свекрови мелькнула приветливая улыбка, но взгляд был совсем недобрым. Она уставилась на мою служанку:
Тебя, кажется, зовут Пилар?
Та снова поклонилась:
Да, сеньора.
Свекровь удовлетворенно кивнула сама себе и небрежно махнула изящной рукой:
Выйди вон, Пилар, сделай милость. Вернешься тогда, когда мы закончим. Я хочу побеседовать со своей дорогой невесткой наедине.
Служанка вздрогнула всем телом, посмотрела на меня с неподдельным ужасом.
Я кивнула:
Делай, как велит матушка. Займись сундуками начни разбирать вещи.
Та молчала, уставившись на меня. Не решалась оставлять один на один с этой женщиной. Наконец, поклонилась нам обеим:
Как прикажете. И скрылась за дверью.
Ну, что ж оставалось только гадать, что теперь последует. Устроит скандал? Глупо не понимать, что отношения не заладились. Они не задались уже там, у проклятых ворот. Не заладились, когда она меня еще даже в глаза не видела. У меня изначально не было шанса.
Сейчас я хотела, чтобы эта новоявленная «матушка» оказалась такой же вздорной глупой скандалисткой, как мачеха. Тогда бы я точно знала, как себя вести. Но что-то мне подсказывало, что это птица иного полета. Они даже внешне отличались, как день и ночь. Настолько, насколько только возможно. Супруга моего отца была тощей, как палка, с бледным узким лицом и невыразительными водянистыми глазами. Какая-то постная, серая, острая. А когда она злилась, лицо еще больше заострялось, и на шее натягивались отвратительные жилы. Она вся ходила ходуном, словно гуттаперчевая кукла.
А сеньора де ла Серда будто дышала каким-то спокойным величием. Высокая, справная, степенная, с выдающимся бюстом, колонноподобной талией и массивной шеей. К тому же, даже при всей своей чрезмерной полноте, она была весьма хороша собой и одета с большим вкусом. Ее необыкновенно украшали глаза. А маленькие белые кисти были почти безупречны. Она даже старела иначе, чем мачеха. У этой женщины, можно сказать, и вовсе не было морщин. Лицо лишь немного тяжелело, оплывало, закладывая от