Этим займётся анестезиолог, буркнул Сытин, явно надеясь, что я наконец-то уйду.
Из-за ширмы вышел дежурный анестезиолог молодой доктор с лицом, похожим на печёное яблоко. Он с любопытством смотрел на меня во время операции.
После моих энергетических манипуляций могут быть особенности с реакцией на препараты, сказал я, глядя прямо на анестезиолога. Я бы хотел присутствовать. Чтобы, если что, скорректировать ваши действия.
Пожилой врач не стал возражать. Он видел, как я вёл операцию. Он видел, как Сытин беспрекословно выполнял мои команды. Он просто пожал плечами.
Как скажете, доктор. Лишняя пара умных глаз никогда не помешает, сказал он, и в его голосе не было враждебности Сытина, только профессиональный интерес.
Сытин, поняв, что потерял последнего союзника, лишь махнул рукой и вышел из операционной.
В тихой послеоперационной палате, где пахло эфиром и антисептиком, я устроился на стуле у кровати спасённого. Анестезиолог сидел с другой стороны, наблюдая за мониторами.
Молодой парень, лет двадцати. Грубые, мозолистые руки фабричного рабочего. Простое, немного грубоватое лицо, но живое. Благодаря мне.
Теперь оставалось только ждать. Ждать пробуждения. И ждать свою заслуженную награду.
Я сидел у его кровати, как коршун, охраняющий свою добычу. Неподвижно, терпеливо. Ждал. Ждал, когда он очнётся и скажет то самое, единственно важное для меня слово. «Спасибо».
Сосуд внутри меня гудел от нетерпения и предвкушения. Я сделал расчёт. Живы должно быть много. Спасение от верной, уже констатированной врачами смерти это самый дорогой товар на этом рынке.
В сосуде сейчас было чуть меньше восьми процентов. Операция прошла удачно. Я действовал чужими руками и поэтому ничего не было потрачено.
Прошёл час. Я не двигался с места, лишь наблюдал, как медленно, но верно восстанавливаются потоки Живы в его теле после операции.
Наконец, веки парня дрогнули. Пальцы на его правой руке слабо шевельнулись. Он начинал выходить из глубокого наркоза. Он начинал просыпаться.
Я наклонился ближе, почти к самому его уху.
Просыпайтесь, друг мой, прошептал
край одеяла, то и дело бросал тревожные взгляды на дверь но держался с аристократическим достоинством. Аглая была рядом с ним, но я слишком торопился, чтобы хоть словом перекинуться с ней.
Акропольский восстанавливался после лимбического энцефалита с поразительной скоростью. Огромные дозы стероидов сделали своё дело. Он уже не лежал в кровати, а сидел в кресле, диктуя что-то своему секретарю. Купец вернулся к делам.
Но главный сюрприз ждал меня в палате поручика Свиридова.
Он сидел в кровати, бодро перелистывая свежую «Имперскую Газету». Не лежал, измождённый после сложнейшей операции на душе. Не дремал под действием седативных препаратов.
Сидел с идеально прямой спиной, с лёгким румянцем на щеках, словно только что вернулся с утренней конной прогулки.
Доброе утро, доктор! приветствовал он меня с широкой, почти голливудской улыбкой. Прекрасный день, не правда ли?
Я замер на пороге, изучая его. Слишком хорошо он выглядел. Неестественно, пугающе хорошо для человека, который вчера был клинически мёртв.
Как самочувствие? спросил я, медленно подходя к кровати и доставая стетоскоп.
Превосходно! Никогда в жизни не чувствовал себя лучше! его голос звенел от энергии. Никакой слабости, голова ясная, как никогда. Даже старые раны, полученные на учениях, перестали ныть.
Я проверил его пульс.
Шестьдесят ударов в минуту. Идеальный, ровный, мощный ритм тренированного атлета. Давление сто двадцать на восемьдесят. Как в учебнике по физиологии. Послушал лёгкие чистое, глубокое, спокойное дыхание.
Взял с тумбочки карту с результатами утренних анализов. Все показатели были не просто в норме. Они были идеальны. Гемоглобин, лейкоциты, тромбоциты, биохимия всё как у образцового гвардейца, готовящегося к параду.
Я активировал некро-зрение.
Потоки Живы в его теле циркулировали с невероятной, почти сверхчеловеческой скоростью и эффективностью. Но в них было что-то ещё.
Тонкие, почти невидимые чёрные прожилки, вплетённые в золотистые струи жизненной энергии, как тёмные нити в дорогом гобелене. Остатки моего некромантского каркаса.
Но они не мешали. Они не вызывали отторжения. Наоборот. Они словно оптимизировали всю систему, укрепляли её, делали более совершенной.
Я не просто починил его. Я его модернизировал. Улучшил.
Некромантский каркас не отторгался. Он стал неотъемлемой частью его энергетической системы. Симбиоз. Противоестественный, невозможный симбиоз жизни и смерти.
Что ж, поручик, сказал я вслух, скрывая своё внутреннее смятение за маской профессионализма. Дела идут на поправку. Думаю, ещё пара дней наблюдения, и можно будет говорить о выписке.
Отлично! Свиридов с энтузиазмом хлопнул в ладоши. Как раз успею собрать вещи.
Какие вещи? не понял я.
Ну как же? он улыбнулся. Для переезда, конечно.
Переезда куда?
Свиридов посмотрел на меня как на ребёнка, задавшего очевидно глупый вопрос.
К вам, разумеется. Вы же не думали, что я вас теперь оставлю?
Я сделал вид, что заканчиваю осмотр, делая ничего не значащие пометки в его электронной карте. Нужно было срочно обдумать это странное заявление Свиридова, но не здесь, не сейчас.