Идеальная добыча.
Что у нас? Орлов, забыв про мою «аллергию», тяжело поднялся и подошёл к каталке.
Драка на Покровской мануфактуре, торопливо отрапортовал старший санитар, вытирая пот со лба. Ножом в грудь. Мы его как могли но он уже почти не дышит, доктор.
Орлов привычным, отработанным за годы движением приложил два пальца к сонной артерии парня. Ничего.
Послушал грудь стетоскопом. Тишина.
Поднял веко, посветил в неподвижный, расширенный зрачок фонариком.
Он выпрямился и с тем же вселенским равнодушием, с которым пять минут назад выписывал мне валерьянку, вынес вердикт.
Труп по прибытию. Остановка сердца. Везите в морг. Оформляйте документы.
Стойте! я резко встал, и мой голос, громкий и властный, разрезал наступившую тишину.
Все взгляды усталый взгляд Орлова, испуганный медсестры, безразличные санитаров повернулись ко мне.
Не говоря ни слова, я взялся здоровой правой рукой за своё вывихнутое левое запястье. Короткое, резкое, выверенное с анатомической точностью движение.
ХРУСТ!
Сухой щелчок вправляемого сустава раздался в наступившей тишине приёмного покоя как пистолетный выстрел.
Медсестра вскрикнула и прикрыла рот рукой. Орлов открыл рот, но не смог произнести ни слова. Санитары замерли, глядя на меня с суеверным ужасом.
Я подошёл к каталке, небрежно разминая только что вправленное запястье, и властным жестом отодвинул в сторону оторопевшего санитара.
Он ещё не труп, заявил я, и в моём голосе больше не было нытья как у капризного аристократа. В нём зазвенел холодный металл хирурга, вошедшего в свою операционную. Доктор Орлов, отойдите и смотрите, как надо работать.
Вы вы кто такой, чёрт возьми? наконец выдавил из себя Орлов.
Доктор Пирогов. Из клиники «Белый Покров», отрезал я, уже склоняясь над пациентом и активируя целительную силу. И у вас тут пациент с острой тампонадой сердца, а не «труп по прибытию». Немедленно готовьте малую операционную! Живо!
Мои руки уже работали. Я разорвал остатки его рубашки. Нашёл рану маленький, почти незаметный прокол между четвёртым и пятым ребром.
Убийца знал, куда бить. Лезвие прошло точно в перикард, сердечную сумку.
Кровь, не имея возможности вытечь наружу, заполнила её, сдавливая сердце, не давая ему сокращаться. Классическая тампонада.
Я положил ладонь ему на грудь. Импульс Живы мощный, концентрированный почти всё, что у меня оставалось. Я направил его не в само сердце это бы просто разорвало его.
Я направил энергию в перикард, заставляя её, как невидимый пластырь, запечатывать разрыв изнутри и одновременно выталкивать скопившуюся, мешающую кровь наружу.
Парень дёрнулся всем телом, как от удара током.
Судорожный, хриплый вдох. Ещё один. Его глаза распахнулись.
Живой! ахнула медсестра. Доктор, он живой!
В операционную! рявкнул я на оцепеневших санитаров.
руки, переоделся в стерильный синий халат. Я вошёл в холодное, залитое светом царство Сытина не как гость, а как хозяин положения.
Он уже стоял у операционного стола, скальпель в его руке едва заметно дрожал.
Спокойнее, доктор, сказал я, вставая за его спиной и глядя на обнажённую грудную клетку пациента поверх его плеча. Дышите ровно. И разрез делайте на два сантиметра левее. Там меньше крупных сосудов.
Откуда откуда вы знаете? пробормотал он, не отрывая взгляда от кожи пациента.
Я чувствую карту его сосудов, соврал я, не моргнув глазом.
На самом деле я просто видел их своим некромантским зрением, просвечивая его плоть насквозь. Но об этом доктору Сытину знать было совершенно необязательно. Пусть думает, что это гениальная интуиция. В этом мире люди гораздо охотнее верят в гениев, чем в некромантов.
Следующие полчаса я был не просто консультантом. Я был дирижёром этого кровавого оркестра. Сытин стал моими руками, анестезиолог и сёстры послушными инструментами.
Осторожнее с межрёберной артерией, она у него расположена аномально близко, командовал я, когда скальпель Сытина приблизился к опасному участку.
Зажим на верхнюю полую вену, но не пережимайте полностью, иначе упадёт давление.
Шов на разрыв миокарда накладывайте вертикально, а не горизонтально так будет меньше натяжение тканей при сокращении.
Сытин, поначалу сопротивлявшийся и пытавшийся спорить, быстро понял, что мои команды не советы, а единственно верный алгоритм действий. Он послушно выполнял все указания.
Его руки перестали дрожать моя ледяная, абсолютная уверенность передалась ему, давая опору, которой ему так не хватало. Он перестал быть ответственным хирургом. Он стал просто исполнителем. И это его успокаивало.
Операция прошла блестяще. Разрыв был аккуратно ушит. Кровотечение полностью остановлено. Сердце, освобождённое от давления, забилось ровным, сильным ритмом.
Прекрасная работа, доктор Сытин, похвалил я его, когда был наложен последний шов. Нужно было вернуть ему толику профессиональной гордости. Теперь зашивайте и переводите в палату интенсивной терапии.
А ваша ваша стазисная пломба? спросил он, с опаской глядя на монитор.
Рассосалась точно по расписанию, не моргнув глазом, ответил я. Вы успели как раз вовремя.
После операции я не ушёл.
Я должен лично проконтролировать выход пациента из наркоза, заявил я Сытину, который уже снимал перчатки.