По планам немецкого командования был нанесён сокрушительный удар.
Глава 1
«Интересно, на сколько лет я постарел? подумал я, когда выбирался из укрытия. Лет десять ушло или, надеюсь, меньше? И какого чёрта меня потащило на эту клятую дорогу? Там и так уже горело всё и вся».
Оправдать своё временное помутнение ничем другим не мог, как целой кучей заговоров, наложившихся на мою тушку. Ну, и общая усталость тоже, полагаю, сыграла свою роль. Я же без году неделя, как стал магом. Думаю, и тело, и разум должны постепенно привыкать к подобной нагрузке. А я птицами командую и боеприпасы усиливаю, себе бодрости добавляю, чтобы белку в глаз бить и невидимость набрасываю. И всё это буквально в один промежуток времени. Ах да, ещё и защиту использовал, основанную на сжигании будущих лет жизни. Вспомнив об этом моменте, я немедленно посмотрел на свои руки. Боялся увидеть морщинистые, сухие и трясущиеся ладони старца.
Хм?
Руки если и изменились, то в лучшую сторону. Ни морщинки, ни пигментного старческого пятнышка, ни малейшего тремора. Наоборот, они выглядели крепкими с гладкой кожей. Только очень грязные. Что неудивительно, если вспомнить, что я делал и где очнулся.
И тут меня пробило очередным воспоминанием. Я как будто вновь оказался на дороге. Под коленом слабо дёргающийся гитлеровец, левой рукой я задираю кверху его голову, а правой всаживаю ему в шею кинжал. При
этом громко произношу заговор на приношение немцы в жертву. Когда я взял заёмную силу и энергию, обратившись к славянским богам, совсем не помню. И зачем я это сделал тоже в памяти ни-че-го не ос-та-лось. Могло меня ранить? Под заговором вряд ли или это должен был быть выстрел в упор из танковой пушки. Или я увидел, как стремительно стареет тело и прочитал заговор, чтобы откатить это? А затем принёс в жертву фрица, на свою беду оказавшегося у меня под рукой, чтобы не тянуть с долгом? Вот в это верю больше. С тем помутнением сознания вполне мог использовать заёмную силу, а затем тут же расплатиться по долгам. Хм, ведь, у меня всё получилось. Я не просто не потерял годы жизни, но и как бы не помолодел на пару лет. Выходит, я нашёл некий обход жёстких условий, чит, так сказать? Или Книга либо высшие силы, если они существуют, меня однажды поставят на место?
Я невольно передёрнул плечами от таких мыслей.
А ведь я ещё что-то и писал на танке или грузовике, пробормотал я. Вот фрицы охренеют, если надпись сохранилась. Или даже не обратят внимание. Одно из двух.
Самочувствие было двояким. Изнутри меня распирало от энергии. Обычной, не магической. Словно как следует выспался, отлично позавтракал и закинулся витаминами с тоником. И одновременно меня, если так можно сказать, рвало на части, морозило и обжигало. Как будто с одного бока в меня дует тепловая газовая пушка, а с другого веет леденящим холодом из промышленного морозильного бокса, где бутылка с водой замерзает за полчаса.
При себе ничего не было. Вся одежда рваная и в прожжённая. Такую и на огородное пугало стыдно будет нацепить. От неё несло тошнотворным запахом горелой краски и резины. Тогда я полез обратно под выворотень. Вот там всё и нашлось. Жутко потрёпанная ременная сбруя с кинжалом, флягой и кобурой с пистолетом. «Шмайсер», подсумок с магазинами, подсумок с гранатами, точнее гранатная сумка, набитая так, что едва не трещала по швам. А вот чего не было, так это моего ранца с продуктами. Как и любого другого, где завалялся хотя бы один сухарь. При этом есть хотелось, как не в себя. Прям жрать, а не есть!
Повесив все вещи на себя и проверив оружие, я зашагал прочь от своего временного убежища. Судя по солнцу, стоявшему почти над головой, сейчас полдень. Наручные часы, снятые давным-давно с какого-то немца после расставания с комиссаром и полковниками, приказали долго жить. На руке только смазанный грязный след от ремешка остался. Направление выбрал произвольно. Всё равно не знаю где нахожусь.
К вечеру набрёл на небольшой хутор из полудюжины построек. Он казался вымершим. Ни собак, ни домашних животных, ни кур с гусями. Ни людей.
Но и немцев тоже не было видно.
Присмотрев большой сарай с камышовой крышей, стоящий наособицу, я направился к нему. Дверь была сколочена из горбылин и крепилась на резиновые широкие полосы, выполнявшие роль петель. Запиралась на «вертушку». Это такая короткая деревяшка, прибитая к стене одним гвоздём. Поворачивая и поставив её горизонтально, можно закрыть дверь, чтобы её не распахнуло ветром или не открыли животные изнутри. Мелкие, разумеется. Коровы, лошади и даже крупные поросята без проблем снесут столь ненадёжный запор.
Внутри было пусто. Только валялся нехитрый крестьянский скарб и клочки сена. Над половиной сарая расположился чердак. На него можно было подняться по приставной лестнице из жердей. Что я и сделал. Там я увидел небольшой ворох сена. Его было достаточно, чтобы закопаться с головой. Осмотрев здесь всё, я стал спускаться, чтобы заняться остальной деревней.
На середине лестницы за спиной раздался скрип двери. Не оборачиваясь, я оттолкнулся от ступенек и прыгнул вниз. Развернулся уже на утоптанном до каменной твёрдости земляном полу.