Как хочешь, слуга приблудного дарданца, Клитемнестра встала и пошла было на выход, но тут в купальню влетела Электра, которая с ужасом уставилась на родную мать.
Так это правда! прошептала четырнадцатилетняя девчонка. Ты лгала! Ты всем лгала! И мне тоже. Ты заманила его в ловушку и убила! Да как ты могла! Оте-е-ец!
И Электра, не обращая внимания на лужи перемешанной с кровью воды, опустилась на колени перед ванной и прижала к губам холодеющую руку Агамемнона. Рыдания сотрясали ее худенькие плечи, а сквозь всхлипы дочери царица услышала отчетливое:
Ненавижу! Ненавижу вас обоих! Проклинаю! Каждый день буду молить Эрину, чтобы она сожрала ваши черные души!
Она так и осталась сидеть у тела отца, даже когда ее мать и отчим уже ушли. Она не покинет его до самых похорон.
1 Аид не только имя бога смерти, но и сам загробный мир. Это понятие было известно в Микенскую эпоху. Вообще, загробный мир у древних греков место тоскливое и безрадостное, а зачатки концепции рая и ада в нашем понимании стали появляться много позже.
Глава 3
Год 2 от основания храма. Месяц второй, называемый Дивойо Омарио, богу Диво, дождь приносящему, посвященный. Февраль 1174 года до н.э. Сифнос.Третий месяц зимы, который мы, слегка подумав, посвятили Зевсу Дождливому, в этом году случился необычайно теплым. В лицо бил соленый ветер, который насквозь пропах весной, а журавлиные клинья, потянувшиеся с юга, курлыкают радостно, возвращаясь в родные места. Море еще неспокойно, но совсем скоро отчаянные ребята вроде Кноссо уже пойдут на промысел, не в силах дождаться восхода Плеяд. До них еще ох как нескоро, целых десять недель! Я и сам вот-вот уйду к своему войску, в Милаванду, выбирая погожие деньки и прыгая от острова к острову. Я, конечно, любимый сын Морского бога, как верят местные, но даже отца не стоит искушать излишней самонадеянностью. Он не любит этого. Зима это то время, пока еще можно поваляться в постели.
Может, останешься ненадолго? Креуса, живот которой уже не позволяет покидать дом, прижалась ко мне пышным задом.
Не могу, покачал я головой. Меня воины ждут. Все хорошо будет.
Я Великой Матери жертвы богатые принесла, вздохнула Креуса, тяжело поднимаясь на постели. Ой!
Что такое? вскочил я.
О-ой! Креусу скрутило в узел. Мокрая вся, видно, воды отошли. Рожаю я, господин мой. Я сейчас служанку кликну а та повитуху позовет Ой!
Да лежи, не вставай! Я сам! я вскочил, оставив собственную жену в полном недоумении.
Не надо! резко оборвала меня Креуса и крикнула. Алуна! Гания!
Она права. Царю бегать для того, чтобы звать служанку это что-то из разряда невозможного. Примерно, как президенту страны за пивом для личного водителя мотнуться. Тут и так не принято спать с женами в тягости, но Креусе, месяцами живущей без мужа, захотелось почувствовать теплый бок рядом, и я не смог ей отказать. В гаремах восточных владык заведено так, что рабы всегда находятся под рукой, даже в спальне. Вдруг царственной чете вина захочется в разгар утех, или в жару кто-то должен будет опахалом помахать. И тогда служанка сбегает за водой с вином, а крепкий раб из рожденных во дворце доставит разгоряченным телам немного приятной прохлады. А почему нет? Рабов ведь не стесняется никто. Они же не люди, а что-то вроде говорящей козы.
Только вот я, искалеченный комсомольским прошлым, таких высот в рабовладении пока не достиг, а потому посторонних в спальне не терпел. Служанки сидели за дверью, в соседней комнате,
раскладывая вчерашнюю работу. Креуса ни на день не бросала ткацкий станок. Услышав крик госпожи, две тетки, привезенные еще из Трои, кинулись в комнату и закудахтали, окутав мою жену своей заботой. А я, постояв пару минут для важности, удалился. Толку от меня все равно никакого. Тут модных тенденций не придерживаются, и роды почитают таинством, мужам недоступным. Я с этим полностью согласен.
Калхаса позови, бросил я служанке, попавшейся на пути, и та убежала, шлепая по полу босыми пятками.
М-да, дворец мой на дворец непохож вовсе. Нужно челядь набирать, которая должна будет ограждать меня от общения с низшими. Селить ее уже некуда, да и не хочется что-то. И так жизнь одинокая стала. Даже поболтать не с кем. С Креусой говорить не о чем, кроме домашних дел, а умница Феано дичится меня, и лишь в нечастые ночи обливает короткими потоками беззвучной страсти. Она совершенно явно, до дрожи в коленях боится мою жену, но при этом испытывает к ней совершенно искреннее почтение. Не пойму я этих баб, сложно с ними.
Здесь есть толковые мальчишки из школы, Филон с сыновьями, Анхер и Калхас, но и тут дистанция сродни пропасти. Поговорить с этими людьми я не могу. Они либо внимают мне, жадно ловя каждое слово, либо скупо отвечают на вопросы. На войну хочу! Надоело все!
Государь, звали? Калхас поклонился и вопросительно уставился на меня.
Раздели со мной хлеб, сказал я, и тот робко присел за стол, отломив кусок лепешки. Положить ее в рот он забыл.
Как твои успехи в учебе? спросил я его.
Читать выучился и считать, государь, ответил тот, сверля меня взглядом.
Пора пришла узнать, для чего ты здесь, сказал я ему, и Калхас сделал стойку не хуже охотничьей собаки. Данный вопрос его давно мучил, а я все делал загадочный вид, изучая этого странного мужика. Он и впрямь неуживчив и склочен, но только там, где видел какую-то несправедливость. Бывают такие люди, любящие искать правду даже тогда, когда их об этом не просят. Вот он как раз из таких. Мужиком Калхас оказался на редкость порядочным и справедливым, а что характер до крайности неприятный, ну, так я ему не жена. У него, кстати, семьи нет. Жена его когда-то давно в родах умерла, а новой он так и не взял.