твой, и все подробности этого дела. Я знаю в самом деле и хочу, чтобы все знали теперь, что дочь твоя влюблена в моего господина и что господин мой отвечает ей взаимностью. И я сам сопровождал его сюда. И вот ты застал его в постели с дочерью своей и с помощью слуг своих избил его до смерти палками. Поэтому я заставлю тебя пойти со мною к нашему халифу, к единственному нашему судье, если только ты не предпочтешь возвратить нам господина нашего и не вознаградишь его за все то зло, которое ты сделал ему, и не отдашь его нам, мне и родным его, целым и невредимым. В противном случае я принужден буду войти в твой дом и освободить его силой. Поспеши же возвратить его нам!
При этих словах кади смутился и растерялся, и ему стало стыдно всех присутствующих. Однако он сказал цирюльнику:
Если только ты не простой лгун, то войди в дом мой я позволяю тебе это и ищи его повсюду, где хочешь, чтобы освободить его.
Тогда цирюльник устремился в дом кади.
Что же касается меня, то во время этой сцены я стоял у окна за деревянною решеткой, и, увидев, что цирюльник ворвался в дом, чтобы разыскивать меня, я хотел бежать. Но напрасно я искал выход: через какую бы дверь я ни бросился, повсюду меня могли заметить либо домашние, либо цирюльник. Тогда в одной из комнат, где я искал выхода, я нашел большой пустой деревянный сундук и поспешно влез туда, чтобы спрятаться, и, закрыв над собою крышку, затаил дыхание.
Цирюльник же, обыскав весь дом, вошел наконец в ту комнату, где я находился, и, осмотревшись по сторонам, увидел сундук. Тогда этот проклятый, ничего не говоря, смекнул, что внутри сидел я, поднял сундук, взгромоздил его себе на голову и понес его; и в то время как я умирал со страха, он быстро вышел на улицу. Но волею судьбы, в то время как он нес меня, собравшаяся толпа захотела видеть, что было в сундуке, и мгновенно сорвала крышку. Тогда, будучи не в силах вынести своего стыда и криков толпы, я стремительно поднялся и спрыгнул на землю, но так быстро, что сломал себе ногу. С этих-то пор я и сделался хромым. Но в ту минуту я не мог думать ни о чем другом, как только о том, чтобы убежать и скрыться; а так как вокруг меня была необычайная давка, я стал бросать в толпу пригоршни золота; и, воспользовавшись происшедшей суматохою, когда все эти люди бросились подбирать золото, я протиснулся между ними и пустился бежать со всех ног. Таким образом, я обежал большую часть самых глухих улиц Багдада. Но каков же был мой ужас, когда я вдруг увидел за собою цирюльника, который громко кричал мне:
О добрые люди! Слава Аллаху! Я отыскал господина моего! Меня хотели уличить в привязанности моей к господину моему! Но Аллах не допустил торжества злобствующих и дал мне победить их и предназначил меня для спасения его из их рук! Затем он сказал, продолжая бежать вслед за мной: О господин мой! Ты видишь теперь, как дурно ты поступил, дав волю своему нетерпению и не слушаясь моих советов! А без помощи Аллаха, избравшего меня для спасения твоего, с тобою расправились бы еще хуже и навек искалечили бы тебя! Проси же Аллаха хранить мою жизнь, чтобы я мог служить тебе и был для тебя прозорливым руководителем, ибо ты сам мог убедиться теперь, что ты слаб духом, несдержан и глуповат! Но куда ты так бежишь, господин? Подожди меня!
Тогда я, не видя никакого другого спасения от этого цирюльника, кроме смерти, остановился и сказал ему:
О цирюльник! Не довольно ли тебе, что ты довел меня до такого состояния, в каком я нахожусь теперь? Ты хочешь, значит, моей смерти?
Но в ту минуту, как я произносил эти последние слова, я увидел прямо перед собой, на базаре, открытую лавку одного купца, который был знаком мне. Я бросился внутрь лавки и умолял собственника ее, чтобы он не допустил этого проклятого войти сюда вслед за мною.
И он действительно не допустил его, показав ему огромную дубину и сделав страшные глаза. Но цирюльник удалился не ранее, чем изрек проклятие на купца, на отца и деда купца и осыпал его всеми ругательными словами, какие только знал.
Тогда купец стал расспрашивать меня, и я рассказал ему всю свою историю с этим цирюльником и просил, чтобы он позволил мне остаться в его лавке, пока не поправится моя нога; ибо я не хотел возвращаться в дом свой из опасения, что меня все время будет преследовать этот цирюльник, один вид которого стал мне невыносимее всяких бедствий.
Затем, немедленно после своего выздоровления, я взял все принадлежавшие мне деньги, призвал свидетелей и составил завещание, которым отказывал моим родным все, что оставалось от моего богатства, все мои имения и все мое имущество, но с тем, чтобы все это перешло в их руки лишь после моей смерти; и я назначил надежного человека управляющим над всем этим и возложил на него обязанность как можно лучше обходиться
со всеми семейными моими, как со взрослыми, так и с детьми. И чтобы окончательно разделаться с этим цирюльником, я решил покинуть Багдад, родной город свой, и переселиться куда-нибудь, где мне не будет угрожать опасность встретиться лицом к лицу с врагом моим.