Так вот ты кто! сказал усатый. Ты обыкновенный бунтовщик.
Нет, сказал о. Григориус, бунт то же насилие и кровь... Средство против насилия просто, настолько просто, что должно первым делом прийти в людские головы... Именно не участвовать в насилии, которое мы отрицаем... Если бы люди поняли, что добро, а не зло принесет им настоящую выгоду, если б угнетатели поняли, что насилие в конце концов принесет им беду, а угнетенные поняли, что злоба и ненависть принесут им так же беду... Если бы
все поняли... Вот в чем трудность... Важно, чтоб поняли все.
Понятно, сказал усатый, он сумасшедший... Я встречал подобных... Это из тех неопасных сумасшедших, которые проповедуют рай на земле... он рассмеялся.
Сумасшедший, сумасшедший, раздраженно сказал рыжеволосый, а хлеба пришел просить к нам, насильникам...
О. Григориус пристально посмотрел на рыжеволосого, встал на цыпочки, положил еду на подоконник и, повернувшись, пошел со двора. Солдаты расступились перед ним.
Послушай, крикнул рыжеволосой, эй, монах... старик!.. Я же пошутил... Эй!.. позвал он одного солдата, возьми еду и догони его...
Солдат взял хлеб с мясом и догнал отца Григориуса за воротами.
Возьми, старик, сказал он, чего обижаться...
Не надо, сказал о. Григориус...
Куда ты без еды, сказал солдат, возьми...
Ничего, сказал о. Григориус, мне бедные подадут... и пошел не оборачиваясь.
Вскоре он вышел на обрывистый берег большого озера... Здесь было тихо, пустынно. Он лег ничком у берега и долго пил воду. Когда он поднимал голову, с лица его текла вода, а из глаз слезы.
Филипп и Самуэль долго шли по степи, пока вдалеке не увидели стадо и пастушеские шатры.
Здесь начнем, сказал Самуэль, пастухи самый подходящий народ... Они проводят всё время в степи, а ночью под звездами, поэтому в них должно быть развито поэтическое чувство... Согласно Библии, пастухов особенно часто посещают видения...
Из-за этих кустов? спросил Филипп.
Нет, сказал Самуэль, мы обойдем пастбище, и ты поднимешься из-за холма. Во-первых, с той стороны ты будешь ярче освещен солнцем, а во-вторых, я не могу тебе объяснить, почему, но мне не хочется, чтобы ты вылетал из кустов... В этом есть что-то мелкое... Птичье... Ты должен подняться из-за холма... Плавно и величественно...
За холмом Филипп снял с себя одежду, и Самуэль принялся драпировать его в занавеску.
Что у тебя за настроение? спросил Самуэль.
Не знаю, сказал Филипп. Я не уверен...
Пойми, сказал Самуэль, мы у истоков новой идеологии... Когда-нибудь об этом напишут во всех учебниках истории...
Перестань! сказал Филипп.
Ты не понимаешь, вскричал Самуэль, вот в чем беда! Впрочем, не буду тебя дергать... Филипп, прошу тебя... Прошу тебя, когда ты будешь подниматься к небу, думай о чем-нибудь великом, значительном... Не о мелких человеческих поступках, а о подвигах человечества... О Прометее, о Христе, о Грегори Петри...
А кто это... Грегори Петри? спросил Филипп.
Это мой двоюродный брат, сказал Самуэль, он убил себя голодом... из идейных соображений... Он умер, не принимая пищи... Но когда-нибудь о нем и его трудах услышат и поймут его подвиг... Так же, как поняли подвиги прошлого... Так же, как поймут и наш... Человек, Филипп, совершая подвиг, случается, выглядит со стороны смешным... И лишь потом... Лишь потом... Дай я тебя обниму, и пусть нам сопутствует удача...
Они обнялись, Самуэль пошел назад, к кустам, а Филипп пополз к вершине холма.
На пастбище между тем пастухи, лежа в тени, смеялись, переговаривались друг с другом, в то время как овцы и козы бродили, пощипывая траву. На фоне этого почти ветхозаветного пейзажа и возник освещенный солнцем Филипп. Он поднялся еще не очень высоко, когда его заметил какой-то юноша-пастух. Некоторое время он в оцепенении смотрел на парящую в воздухе фигуру, а потом дико закричал, указывая пальцем на Филиппа, который в эту минуту пролетал над вершинами деревьев.
Пастухи вскочили в страхе и бросились к шатрам. Все, кто встречался им по пути, сначала пугались криков и только потом, заметив летящую в воздухе фигуру, или присоединялись к бегущим, или прятались в кусты и за камни... Филипп и сам был потрясен происходящим и всё это видел как бы со стороны. Он летел в страшном смятении, полный противоречивых чувств.
Самуэль выбежал из-за кустов и принялся останавливать бегущих.
Стойте! кричал он. Люди, опомнитесь!.. Чего вам бояться?! Не бойтесь того, что вы видите, а гордитесь и радуйтесь!.. Может быть, вы когда-нибудь поймете, что это был самый счастливый день в вашей жизни!..
Вокруг него начала образовываться небольшая толпа.
Люди! вдохновенно взывал Самуэль, идите и говорите: «Он пришел!..» Он научит вас, он объединит вас...
Толпа становилась всё гуще. Самуэля слушали, возбужденно переговаривались, становились на цыпочки, чтобы видеть проповедника.
Филипп к тому времени миновал селение и летел над горной деревушкой. Там тоже началась паника. В местной церкви ударили в колокол. Лишь на пороге дома кузнеца сидел человек, не обращавший
никакого внимания на переполох. Это был сын кузнеца, которого исповедовал Филипп и который остался жив после причастия. Когда летящая фигура появилась над ним, он проводил ее безразличным взглядом.