Слабачкой Ева выглядеть не хотела, но где-то в двенадцатом часу всё же не выдержала и позвонила любовнику, в попытке переключить внимание на иной предмет, но на звонок ей не ответили то ли он всё ещё был в институте, то ли уже спал. Ева чуть не расплакалась, но звонить и будить больше никого не стала. Сама себя обозвала припадочной, выпила какие-то завалявшиеся у неё в аптечке седативные таблетки, не уточняя срок их годности, посмотрела телек, кажется, это были новости, не запомнив даже картинку, только красный пиджак ведущей... или ведущего, и к трём часам ночи всё же вырубилась. Снились ей какие-то ужасы... и много-много красного цвета вокруг. Сон был прерывистым, поверхностным и облегчения не принёс.
Не удивительно, что на следующий день Ева встала разбитой, толком так и не выспавшись, и сама себя убедила в том, что она заболела... как минимум простудилась, а может, и вирус подцепила осень на дворе как-никак. Померила температуру на градуснике было тридцать шесть и девять... ну, это почти что температура.
Позвонила Вознесенскому и сообщила о своей хвори, выпросив пару дней для того, чтобы отлежаться дома на карантине, дабы не дай бог не заразить остальной коллектив. Ожидаемо выслушала гневные рулады относительно безответственного поведения современной молодёжи, думающей только о себе. И с немалым удивлением узнала, что она такая не первая, а аж четвёртая если учесть смерть Витьки, то в лаборатории осталось всего-то пятеро и Терминатор. Ясное дело, начальство было недовольно, но добро на внеочередной отдых она получила и выдохнула.
Тупа спрятаться от проблем, и надеяться на то, что само как-то всё решиться не самый лучший способ борьбы со стрессом. Зато самый простой и малозатратный. Не стоит упрекать человека в том, что, столкнувшись с откровенно пугающей и непонятной для себя ситуацией, Ева решила банально слить это дело большинство людей на планете поступило бы точно так же.
Она пару раз звонила любовнику, но он так ни разу и не ответил ей, и сам не удосужился перезвонить.
К обеду Ева почти успокоилась и почти убедила себя в том, что в жизни бывает всякое, и нельзя реагировать на всё столь эмоционально трезво надо оценивать ситуацию, ТРЕЗВО.
И логика в раздумьях Евы бесспорно была «Ну, подумаешь, коллегу убили... хорошо друга убили, так ведь мало ли что с тем произошло. Полиция разберётся с этим, она для этого и предназначена не так ли? Бывший пропал... так ведь не факт он всегда умело игнорил надоевших ему баб. Слова полоумной, сексуально озабоченной директорской родственницы вообще никакого доверия не вызывают. Ойкофобка какая-то. Ни дня толком не работала, при этом вкусно кушала и сладко спала, всё за так имеет. Спрашивается, чем недоволен человек стерва».
Чем больше Ева размышляла над ситуацией, тем сильнее злилась на саму себя: «Спрашивается, что на меня нашло? Разве меня это всё каким-то боком касается...»?
Вопрос, конечно, интересный.
Жаль, что напрашивающийся ответ Еве не нравился.
Естественно, ей хотелось однозначного ответа, что-таки «нет» никаким боком не касается. Прежде всего, потому что будь оно как-то иначе, и ей придётся реагировать на сложившуюся ситуацию. Что-то предпринимать как минимум, а значит, увязать во всём этом глубже, как в зыбучих песках. Ничего не делать было бы лучшим выходом, правда, вероятность того, что всё равно засосёт, была велика. И убедить себя в том, что всё скоро будет, как и прежде, она не могла. Хоть и очень старалась искала факты и аргументы, припоминала детали... и увязала всё глубже.
Говоря языком из детективных фильмов все косвенные улики, так или иначе, вели её к ней же самой, и это трудно было не заметить. Впрочем, следователь, это очевидно, её ни в чём таком не подозревает, но проявляет профессиональный интерес. Видит то, что в упор не замечает Ева?
Кусочки мозаики никак не хотели складываться в единую картину в голове у Евы она видела только отдельные фрагменты, и они сами по себе ей не нравились. Нужно было смотреть на всё случившееся со стороны, тогда может что-то бы и прояснилось, но... когда ты сам находишься в эпицентре картинки, вокруг видишь лишь какую-то мешанину, фиг что разберёшь. Более того, Еву упорно не отпускало тревожное
предчувствие опасности, и как не странно... ответственности.
Ева чувствовала себя ответственной за всё происходящее, и это более всего её смущало.
Совесть это во мне говорит моя совесть. Но лучше б она молчала.
Даже произнесённая вслух эта фраза не стала достаточно весомой, чтобы успокоить эту самую совесть.
В два часа ночи, наконец-то объявился Никитин, сам к ней неожиданно и без приглашения приехал уставший, голодный, какой-то лихорадочный весь, в глаза не смотрел. Буркнул что-то неразборчивое в ответ на град вопросов со стороны Евы, как сомнамбула, принял душ, съел предложенный ужин, выпил баночку пива и вырубился перед телеком, как только лёг в кровать.
М-да... А ведь даже не женаты ещё... То ли ещё будет.
Констатировала Ева, сидя в чёрном, шелковом пеньюаре на кровати, с косметической маской на лице и потирая ладошки, чтобы жирный, питательный, ночной крем лучше впитывался в кожу рук.