Старуха слезла, проковыляла до подсвечника, взяла одну из свечей, но близко ко мне не подошла, села
на лавках. Свет падал на ее лицо совсем как сморщенное яблочко.
Лежи, лежи, матушка, я, чай, получше Натальи-то тебе подсобить смогу, сказала Марья. Сколько уж я приняла чад, одним Пятерым ведомо.
А сама не знаешь? улыбнулась я.
Откель, матушка? Грамоте меня разве кто учил? Марья вытянула вперед руку, растопырила пальцы. Вона, больше, чем пальцев. А насколько, не скажу.
Ты повитуха, уверенно сказала я и ошиблась. А потом подумала знает ли Марья, что произошло с моим мужем?
И повитуха, кивнула она. Стара я стала. А как молода была, и принимала, и кормила. Вона, теперь Наталья вместо меня. А у меня уж ни молока, ни мощи. Но ты, матушка, не бойся. Ножки поверху значит, все хорошо будет. Готовься да Милостивой молись.
Едва ли не впервые я осознала, что скоро мне предстоит рожать. Несколько часов, а может, и дней невероятных мук с неизвестным исходом. Ни врачей, ни лекарств, одна лишь воля Пятерых и умение повитухи.
Наталья, выходит, кормилица. Она здесь специально для того, чтобы выкормить моего ребенка. А где ее малыш?..
Я готова, спокойно сказала я. У меня разве есть выбор? Страшно только.
Марья зашевелилась. Губы ее шевелились тоже, словно она собиралась сказать мне нечто скверное.
Страшно, повторила она наконец. Я говорила боярину-батюшке Пелагею отослать, пока ты в тяжести, а он меня рази из старости, да что обеих боярышень кормила, плетьми высечь не повелел Не то думаешь, матушка моя, ты на доброту Милостивой уповай. Родится младенчик крепенький да здоровый. Срок-то у тебя хороший, не то что у боярыни Настасьи был.
Она меня запутала и запугала всерьез.
Ты про мать Пелагеи и Анны?
А про нее. Вона, двоих-то в срок не доносила. А кто доносит? А хоть выжили обе! проворчала Марья. А бабка повивальная пришла, я уж не справлялась да с ног валилась. Да и отослали меня. Вот бабка та ножки Пелагее и поломала, у меня бы рука не поднялась. А боярыня-матушка разродилась да к вечеру и отошла, истекла кровью. Три дня мучилась зоренька наша
Я положила руку на живот, чувствуя, как разом захолодели пальцы. Наорать на старуху за ужасы или поблагодарить, что хоть в чем-то она меня просветила?
Мать Пелагеи и Анны несколько дней не могла родить, возможно, близняшки застряли в родовых путях. И чтобы хоть как-то спасти попытаться и мать, и детей, повитуха сломала одной из девочек ножки. Вот почему Пелагея не ходит боже мой.
Старые добрые времена. Если ты прожил день, ты счастливчик.
Я попыталась собрать во рту остатки слюны и, отчаявшись дождаться от Натальи воды, попросила:
Пить мне принеси.
Быть может, прежней мне и в голову не пришло гонять по дому старую женщину, но сейчас все мысли мои были обо мне как о будущей матери. Я не знала, навредит ли ребенку то, что меня уже столько времени мучает жажда, но предпочитала не рисковать. Обезвоживание штука опасная.
Обожди, матушка, сейчас будет.
Старуха вышла, и почти сразу же снова открылась дверь. Наталья подошла ко мне с большой глиняной кружкой, и я скривилась: это Марья напомнила ей или Наталья сама вспомнила о моей просьбе?
Пей, матушка. Дай помогу.
Пила я с жадностью, казалось, что и этой огромной кружки мне будет мало, но я даже допить не смогла. Вот еще одно преимущество того, что я в снежном краю, вода очень чистая, морозная, свежая, пить ее можно без опасений. Дикий мир или нет, но у людей есть представление об элементарной гигиене: ни дерьмо по стенам не стекает, ни бодягу из гнилой воды вперемешку с паршивым вином не приходится хлебать.
Ты кормилица, сказала я, отводя руку Натальи. Будешь кормить моего ребенка.
Ай, а как же, матушка? изумилась она. Боярин-батюшка меня повелел среди всех баб отыскать. Самую крепкую да молочную. Ты не сомневайся, молока у меня много.
В доказательство она продемонстрировала мне крупную грудь, приподняв ее свободной рукой. Даже свободный сарафан не помешал мне убедиться, что да, Наталья выкормит пятерых, если если у нее достаточно молока. Размер не главное но я ее разочаровывать не стала.
А где твой ребенок?
Где ему быть? Наталья пожала плечами, отнесла кружку на лавки и там же стала разоблачаться, но не полностью: сняла только обувь обычные лапти, головной убор и сарафан, оставшись в одной рубахе. Пока кормлю, а как ты разродишься, так и отошлют его в село
Она говорила вроде бы равнодушно, даже весело, но я различила в голосе тревогу и тоску.
Первый ребенок у тебя?
Живой первый.
Вот так. И отчего умерли ее другие дети кто знает.
А много было всего?
Двое до него. Ай, матушка, Наталья села, вытащила откуда-то гребень, начала
расплетать косу. Волосы у нее были длинные ниже талии, и густые. Странные нравы: девицы с непокрытой головой, замужние и вдовы с покрытой. В чем смысл? Так вон я и кормила, почитай, скольких? Дитя-то у меня нет, а молоко есть! А бабы, что бабы, они и рады, что их от работы не отрывают Спи, завтра день долгий.
Интересно, что она имела в виду? Что за день? Я просунула руку под одеяло ребенок спит.
И что ты будешь делать, когда отошлют ребенка? спросила я. Да, пользуясь своим господским правом без малейшего зазрения совести. Скучать будешь?