Именно в такой любви нуждалось отечество, уставшее от крепостной дури, чиновничьего произвола, небрежения к национальному достоинству, несмотря на культивирование в официальных кругах знаменитой триады: самодержавие, православие, народность.
Четыре сферы небесного и земного бытия человечества стали предметом раздумий Гоголя: сущность человека, лик и судьба Родины и народа русского, предназначение художника, вера в Бога и Православную Церковь.
Все эти аспекты жизни нашли отражение в духовных исканиях и творчестве Льва Толстого. Человека он сравнивал с рекой, находящейся в постоянном движении, несущей воды то мутные, то чистые, то падающей с горных вершин, то текущей величаво по долинам бескрайних просторов России, постоянно меняющей свое русло, изобилуемое изгибами и порогами. Толстой сам походил на такую реку.
Он прожил большую жизнь, заложил основы военно-патриотической прозы, восславил подвиг России в Отечественной войне 1812 года, народу до конца своих дней служил верой и правдой, учился мудрости у него, поднялся на небывалую высоту в познании сущности человека, верил в Бога и идеалы Христа. Но, шагнув из века XIX в век XX, он не мог не отразить в своих исканиях слом религиозного традиционного сознания. Более того, он открыл для себя мудрость Востока и попытался найти точки соприкосновения всех религий мира. Теперь русский народ рассматривался им как носитель общечеловеческих христианских истин, а каждый человек воспринимался им как гражданин мира и только потом как часть своего народа и своей нации.
В поздний период жизни «Переписку с друзьями» Гоголя Толстой читал дважды и оценил ее с позиций тех настроений, которые были ему присущи в читаемый период. Однако всегда и везде восторгался Гоголем-художником («огромный талант»), в 1880-е годы не побоялся сравнить его духовные искания с духовным прозрением Паскаля, но за год до смерти склонился к другим определениям: «небольшой, несмелый, робкий ум». Находил общее в судьбах, когда писал о толпе и сумасшествии Гоголя.
Разногласий было немало, но ясно высвечивалось и то общее, что единило двух гениев. Им суждено было войти в первую когорту писателей Золотого века русской литературы. Творчество вознесло их к трону небесному. Они стали властителями дум многих поколений.
Огненные меты ума и сердца Толстого на страницах поэзии Тютчева
Ф. И. Тютчев. Фотография Карла Даутендея. 1850 г.
Толстой часто был «очень счастлив» тем «хорошим», что дарила ему русская поэзия, и более всего, кроме Пушкина, это относилось к поэзии Тютчева. Последняя являлась к Толстому в самые трудные годы жизни.
Так, молодой, но уже знаменитый писатель, может, из-за боязни утратить свою индивидуальность, может, из-за тщеславия и нигилистических настроений, свойственных этому возрасту, низвергал один авторитет за другим, чем не раз повергал в недоумение своих великих современников. Он сетовал на одиночество, быстрое старение, скитался по балам и вечеринкам в поисках истинной дружбы, семейного счастья, переживал взлеты и неудачи на любовном поприще, разочарование общественной деятельностью, испытывал отвращение к политике и государственной службе. При этом почти каждодневно трудился, сочиняя новые художественные произведения. Это был период жизни, когда собственная «субъективная поэзия искренности» ему начала надоедать, а эпическое только что зарождалось в работе над «Казаками».
Именно в это время развернулась история отношений Льва Толстого с дочерью поэта Екатериной Тютчевой (от любования ею до слов «Ужасно с Тютчевой» (дневник Толстого от 15 ноября 1856 г.; 47, 63) .
Возможно, неудачей в любовной интриге обусловлен отрицательный отзыв о произведениях отца Екатерины:
«Стихи Тютчева плохи» (Дневник, 28 ноября 1856 г.; 47, 164).
Но спустя несколько десятилетий Толстой, вспомнив этот период жизни и свою первую встречу с Тютчевым и его поэзией, высказал противоположную мысль:
«Когда-то Тургенев, Некрасов и К° едва могли уговорить меня прочесть Тютчева. Но зато когда я прочел, то просто обмер от величины его творческого таланта» .
Память не подвела Толстого. Подтверждение этих слов письмо к А. А. Толстой, отправленное из Ясной Поляны 1 мая 1858 г.:
«Я, должен признаться, угорел немножко от весны и в одиночестве. Желаю вам того же от души. Бывают минуты счастия сильнее этих; но нет полнее, гармоничнее этого счастья.Тютчева Весна, которую я всегда забываю зимой и весной невольно твержу от строчки до строчки» (60, 264).И ринься бодрый, самовластныйВ сей животворный океан.
Восторженное отношение к лирике Тютчева Толстой сохранил до конца своих дней, но с годами восторг обрел форму глубоких и мудрых суждений относительно тех или иных поэтических откровений поэта.
Как молния, поразила Толстого случайная встреча с Тютчевым в августе 1871 г. на полустанке в Черни.