«Ум не есть высшая в нас способность. Его должность не больше, как полицейская: он может только привести в порядок и расставить по местам все то, что у нас уже есть. Он сам не двигнется вперед, покуда не двигнутся в нас все другие способности, от которых он умнеет. Отвлеченными чтеньями, размышленьями и беспрестанными слушаньями всех курсов наук его заставишь только слишком немного уйти вперед; иногда это даже подавляет его, мешая его самобытному развитию. Он несравненно в большей зависимости находится от душевных состояний: как только забушует страсть, он уже вдруг поступает слепо и глупо; если же покойна душа и не кипит никакая страсть, он и сам проясняется и поступает умно. Разум есть несравненно высшая способность, но она приобретается не иначе, как победой над страстями. Его имели в себе только те люди, которые не пренебрегли своим внутренним воспитанием. Но и разум не дает полной возможности человеку стремиться вперед. Есть высшая еще способность; имя ей мудрость, и ее может дать нам один Христос. Она не наделяется никому из нас при рождении, никому из нас не есть природная, но есть дело высшей благодати небесной» (4, 5657; полужирный курсив мой. В.Р.).
Ум как способность к логическим операциям, Разум как высшая способность, дающая победу над страстями, мудрость «высшая благодать небесная», которую дает «нам один Христос».
Мысли, подчеркнутые в конце текста, Толстой зачеркнул. Он не стал придираться к определениям ума и разума, но категорически не согласился с тем, что мудрость «может дать нам один Христос» и что она «есть дело высшей благодати небесной». Царство мудрости огромно, в мире не так много мудрецов, но это не только Иисус Христос. Также и к «небесной благодати» нельзя свести всю мудрость, ибо она часто рождалась в социальном, порой трагическом, опыте человечества.
Гоголь, призвав человека к молению о нисхождении с небес Божественной мудрости, понимал, что прежде всего сам человек должен быть готов ко встрече с «небесной хозяйкой». Он должен развить в себе ум и разум, возвести «душу свою до голубиного незлобия», убрать «всё внутри себя до возможнейшей чистоты». Толстой очеркнул эти мысли и нижеприведенные строки в 1909 г.; в этом же фрагменте Письма подчеркнул несколько строк (в тексте они тоже подчеркнуты. В.Р.); а в 1887 г. на полях возле выделенных мною полужирным курсивом строк поставил оценку 5 (3, 378):
«чтобы принять эту небесную гостью, которая пугается жилищ, где не пришло в порядок душевное хозяйство и нет полного согласья во всем. Если же она вступит в дом, тогда начинается для человека небесная жизнь, и он постигает всю чудную сладость быть учеником.Все становится для него учителем; весь мир для него учитель: ничтожнейший из людей может быть для него учитель. Из совета самого простого извлечет он мудрость совета; глупейший предмет станет к нему своей мудрой стороной, и вся вселенная перед ним станет, как одна открытая книга ученья: больше всех будет он черпать из нее сокровищ, потому что больше всех будет слышать, что он ученик. Но если только возомнит он хотя на миг, что ученье его кончено, и он уже не ученик, и оскорбится он чьим бы то ни было уроком или поученьем, мудрость вдруг от него отнимется, и останется он впотьмах, как царь Соломон в свои последние дни» (4, 5657).
Таково родство душ Гоголя и Толстого в этом непростом вопросе: что значит быть христианином? Вспоминается мысль Толстого о том, что человек не озеро, а река Вечное движение вперед к духовному океану, ради того, чтобы возвести себя «до голубиного незлобия», убрав «всё внутри себя до возможнейшей чистоты».
Письме «Советы»Фрагмент 8. «Ни в каком случае не своди глаз с самого себя»
Какую помощь и какой совет Гоголь предложил современникам?
Письмо начинается с мысли о добывании крупиц мудрости через жизненный опыт, через страдание и горе. Мысль эта оказалась созвучной духовным исканиям Толстого, и он отчеркнул текст, наградил его двумя знаками NB, затем, слегка отредактировав, включил в созданные им книги афоризмов:
«Только испытав страдания, узнал я близкое сродство человеческих душ между собою. Стоит только хорошенько выстрадаться самому, как уже все страдающие становятся тебе понятны, и почти знаешь, что нужно сказать им. Этого мало, самый ум проясняется: дотоле скрытые положения и поприща людей становятся тебе известны, и делается видно, что кому потребно. Велик Бог, нас умудряющий. И чем же умудряющий? Тем самым горем, от которого мы бежим и хотим скрыться. Страданиями и горем определено нам добывать крупицы мудрости, не приобретаемой в книгах. Гоголь» (4. 74; «Круг чтения», 25 июля; 41, 529. «На каждый день», 28 января; 43, 56. «Путь жизни»; 45, 437).
«Но кто уже приобрел одну из этих крупиц, тот уже не имеет права скрывать ее от других. Она не твое, но Божье достоянье. Бог ее выработал в тебе; все же дары Божьи даются нам затем, чтобы мы служили ими собратьям нашим: Он повелел, чтобы ежеминутно учили мы друг друга. Итак, не останавливайся, учи и давай советы!» (4, 76).В нем и содержался тот ответ, то сокровенное, что больше всего мучило Гоголя и за что Толстой в 1887 г. поставил 5 баллов рядом с заглавием Письма (3, 393), а при последнем чтении в конце текста выставил 5+ (4, 76).