Исполним, ответил Критон. Но не имеешь ли ты еще чего-нибудь сказать? На этот вопрос Сократ уже ничего не ответил, а спустя немного времени сделал судорожное движение, после чего служитель раскрыл его. Взор его уже был неподвижен.
Критон подошел к нему и опустил ему веки на открытые, остановившиеся глаза.
[Изложил Л. Н. Толстой] (42, 6572).
Критон, закрывающий глаза Сократу. Барельеф А. Кановы. Конец XVIII в.
Н. В. Гоголь. «выбранные места из переписки с друзьями» читаем вместе с Толстым
К изучению темы «Толстой и Гоголь», как ни странно, ученые обращались редко. Уделялось внимание сравнительному анализу произведений, изучению типологических особенностей «писательских манер» в контексте общих историко-литературных и теоретических вопросов, исследованиям некоторых аспектов мировоззренческих взглядов художников. Но так и не был дан общий взгляд на проблему «Лев Толстой и Николай Гоголь» с точки зрения мессианского значения для русской культуры и духовного миропознания. Не получила в нашей науке всестороннего и глубокого освещения и логика оценки Толстым идей и художественных открытий Гоголя. Пожалуй, только в небольшой главке книги «Лев Толстой и его спутники» (М., 1928) Н. Н. Апостолов предпринял попытку обзорного раскрытия темы, но обзор вышел беглым, а в ряде случаев (особенно в той части, где речь шла о точках соприкосновения религиозных и нравственно-эстетических воззрений писателей) недостаточно объективным и аргументированным.
Причин неразработанности темы, целесообразность и важность которой не вызывает сомнения, несколько.
Во-первых, сказались идеологические клише эпох, отодвинувшие на задний план духовные прозрения двух пророков русского мира. Оба были причислены не к лику святых, а к разряду сумасшедших. Одним словом, повторилось в который раз: «нет пророка в своем отечестве». Сначала революционно-демократический пресс, потом «политические красоты» западников, славянофилов, верных ленинцев, либералов всех типов задушили живые ростки русской религиозно-философской мысли, зародившиеся в недрах духовного творчества Гоголя и Толстого.
Во-вторых, сказалась инерция традиционного представления о противоположности художественной природы двух гениев, их творческих установок.
В-третьих, дает о себе знать масштаб личностей двух великих русских художников, колоссальный объем их текстов и текстов о них, многогранность и многоаспектность
их творчества. Каждый из гениев всецело овладевает ученым, и мало одной жизни, чтобы ощутить адекватность проникновения в его творчество. Безусловно, при выборе предмета изучения важно и то, как относится исследователь к самому предмету: вызывает ли он в нем интерес и симпатию или отторжение. Ведь ясно, что далеко не каждому близки духовно-религиозные поиски Гоголя и Толстого, а тем более отношение последнего к личности и творчеству первого.
В настоящей статье речь идет о восприятии Толстым-читателем личности и творчества Гоголя. Но высшая цель работы выйти на рубеж сравнительно-типологического анализа нравственно-эстетических и религиозных исканий двух гениев.
Гоголь, как магнит, притягивал Толстого к себе на протяжении всей жизни. Он вызывал в великом романисте восторг и вдохновение, а порой негодование и резкое неприятие.
Четыре раза он читал «Выбранные места из переписки с друзьями», и каждый раз встреча с этим произведением оказывала на него неизгладимое впечатление.
Л. Н. Толстой. 1849 г.
Дневниковая запись от 3 февраля 1847 г. гласит: «Читал Гоголя» (46, 246). Это первое свидетельство самого Толстого. Вскоре на страницах этого же дневника появились первые отклики на произведения автора «Мертвых душ», а через несколько десятилетий в письме к М. М. Ледерле Толстой признался, что с 14 до 20 лет повести Гоголя «Шинель. Иван Иванович, Иван Никифорович. Невский проспект» произвели на него «большое» впечатление, «Вий» «огромное», «Мертвые души» «очень большое» (66, 67).
В дневнике от 25 июля 1856 г. находим:
«Встал в 12, читал Мертвые души с наслаждением, много своих мыслей». На другой день чтение продолжалось: «читал Гоголя» (47, 87).1850-е годы,(1852)
Прошел год, и Толстой, знакомясь с письмами Гоголя, записал слова, которые ознаменовали собою начало второго этапа приобщения к творчеству предшественника:
«8 сентября 1857 г. Читал полученные письма Гоголя (Выбранные места из переписки с друзьями. В.Р.). Он просто был дрянь человек. Ужасная дрянь» (47, 156).
Л. Н. Толстой. 1856 г.
Что же случилось? Что вызвало у Толстого такой порыв раздражения? Одна из дневниковых записей проясняет суть изменения отношения Толстого к личности автора «Переписки».
17 ноября 1857 г. Толстой провел вечер у Аксакова, где «напрасно» спорил о Гоголе (47, 163). К сожалению, суть этого спора так и осталась для нас скрытой. Быть может, она была связана с неприятием Толстым непомерной гордости автора «Переписки». Ведь и сам Толстой в этот период вел каждодневную борьбу между дарованной ему Богом «чистотой нравственного чувства» и гордыней, тщеславием, вызванными не только особенностями его натуры, но и быстрым признанием его писательского дара российской элитой.