Профессор подстрелил речную выдру и, освежевав тушку, мы разложили её на горячих камнях вокруг дымного костра. Настроение было тревожным. Чем ближе мы подбирались к конечной цели нашего путешествия, тем больше одолевали мрачные предчувствия чего-то
скверного. Плюс воспоминания о наших друзьях, погибших или убитых в дебрях Амазонки. Об алмазе уже никто не думал.
А напрасно
Камень находился в кармане убийцы, а сам Грабовский находился на расстоянии часа ходьбы до нашего костра. Он уже догнал нас, но мы, разумеется, не знали об этом.
Всю ночь дежурили по очереди. Присутствие чего-то злого и неведомого не покидало даже во сне. Костик отдежурил первым, улёгся в спальник возле костра, но всю ночь ворочался, вскрикивал в тревожной дрёме и что-то бормотал во сне, вспоминая Олю. Казалось, даже окружающие нас деревья затаили в себе неизбежное. Сменив его, я крепко сжимал винтовку и, напрягая зрение, всматривался в темноту за освещённым кругом костра, пока не начинали болеть глаза. Становилось жутко, и ощущение, что ты стоишь как на ладони, а из темноты на тебя смотрят враждебные глаза, не покидало ни на минуту. В затылке щемило от сверлящего взгляда, по спине пробегали мурашки: всё это напоминало мне, когда мы возвращались в лагерь после смерти Миши, где я нашёл алмаз.
Сейчас за мной тоже кто-то следил.
Отдежурив, я в полчетвёртого утра разбудил профессора, поделившись с ним своими ночными страхами и опасениями. Он молча кивнул головой, вгляделся пристально в начинающийся рассвет, крепче перехватил ружьё и стал прислушиваться к каждому подозрительному шороху пробуждавшегося леса. Мне осталось поспать полтора часа, поэтому я завернулся в спальный мешок, тут же забывшись беспокойным сном.
********
Грабовский остановился метрах в сорока от поляны, спрятавшись за деревьями. Свет от пламени освещал небольшой круг, где лагерем расположились его будущие жертвы. После того, как он расправился с проводником, ему уже не казалось таким трудным исполнить свой заранее намеченный план нападения. Теперь, когда был убит самый опасный из группы, наёмный агент Четвёртого рейха чувствовал себя довольно спокойно, абсолютно не заботясь о дальнейших судьбах остальных: ему нужен был только начальник экспедиции.
********
Очнулся я в мокрой траве оттого, что за воротник моей куртки хлестали струи ливня, начавшегося, очевидно, сразу после того, как я потерял сознание. Вода забивалась в рот, нос, уши, а сознание, как назло, приходило медленно. Сообразив, что случилось нечто непоправимое и худшее из всего, я убедился, что мои ноги и руки привязаны к дереву, обуви на ногах нет, а глаза застилает сплошная пелена тропического дождя. Рядом кто-то кричал, но из-за буйства стихии я не мог разобрать, ни слов, ни тембра голоса кричавшего. Аккуратно повернув голову в сторону крика, я едва разглядел расплывчатый силуэт Костика, как и я, привязанного к дереву.
Спустя минуту ливень утих таким же стремительным образом, как и начался, остался только остаточный звук капающих листьев, и только тогда я смог различить его душевные возгласы.
Саня! кричал он, извиваясь всем телом, пытаясь освободиться из пут.
Слышу тебя, Костя! ответил я осипшим голосом и тут же получил мощный пульсирующий толчок в виски. Голова раскалывалась от нестерпимой боли, под ногами образовалась лужа алого цвета, очевидно из-за крови, сочившейся на затылке.
Грабовский? поморщился я, разглядывая босые ноги Костика.
Он самый, сплюнул на землю комок земли младший друг. И меня огрел по голове, прежде чем я успел дотянуться до винтовки.
Я уже понял, что произошло внезапное нападение: оставалось выяснить, где сам Грабовский и отчего молчит Андрей Сергеевич.
Профессор у него в плену, будто прочёл мои мысли Костя. Он стоял на плоту, принимая от тебя вещи, я тушил костёр, а когда оглянулся, было уже поздно. Этот гад выскочил внезапно из-за дерева, оглушил тебя, ударил Андрея Сергеевича и тот повалился ничком на плот. Пока я тянулся к карабину, Грабовский навёл ружьё и приказал привязать тебя к дереву. Пришедший в себя профессор попытался с ним заговорить, но Грабовский ударил его прикладом, велев замолчать. Когда я тебя привязал, он проверил узлы, заставив Андрея Сергеевича проделать то же самое со мной. Дальше я ничего не помню, по всей видимости, он меня тоже грохнул по голове, так как болит сейчас нестерпимо. Очнулся, когда шёл ливень, увидел тебя, и принялся орать, что есть мочи. Вот и всё. Андрея Сергеевича нет, как, собственно, и самого Грабовского. Они скрылись. Профессор ему для чего-то нужен.
Я предполагал, для чего именно. Тут нетрудно было догадаться. Ему нужен был своеобразный живой щит, документами которого он мог бы прикрываться, проходя таможенный досмотр в аэропорту Джорджтауна. Алмаз-то при нём, и профессор с его связями, как нельзя лучше подходил на эту роль. А потом, добравшись до Лиссабона, он его где-нибудь тихонько
ликвидирует, как нежелательный элемент.
Всё просто.
Как думаешь, почему он нас оставил в живых? спросил Костик, дёргаясь всем телом и кряхтя от напряжения. Узлы не поддавались: очевидно, Грабовский позже сам перевязал их, когда мы были без сознания. Я тоже шевелил запястьями, однако безрезультатно: верёвки были завязаны особым морским узлом, ведь недаром этот убийца проходил специальную подготовку в агентурной школе возрождающегося рейха.