Петербург опустел. Замело сугробами едва намеченные першпективы. От Невского монастыря да с чухонской Охты забегали прямо в «парадиз» волки и выедали из будок сторожевых собачек. Иногда
рвали в клочья и запоздалого путника. Флот получил из Москвы грозный приказ: «Далеко не плавать!»
В один из дней москвичи проснулись от грохота. По кривым проулкам, дребезжа станками, тянулся громыхающий обоз. Это переехал в Москву и Монетный двор. Где власть там и деньги. А следом за станками ехали великие возы с великими бочками. Везли в этих бочках не рыбу везли архивы Двенадцати коллегий. Без бумаг, как и без денег, не стало житья русскому человеку.
Ваше величество, не пора ли нам занятия продолжить?
Но барона силком выталкивал прочь дядька царя.
Ступай с богом, Андрей Иваныч, говорил Долгорукий. Кака там учеба? Каки еще занятия? Вчера только пороша выпала Собаки с вечера кормлены по первопутку волка травить едем!
Глава 2
От рогатки вдруг заголосил страж города:
Кто едет? Не худой ли человек? А то вертай вспять
На сытых лошадях под золотыми попонами ехали от заставы трое в масках, словно разбойники. «Эть!» сказал один и кистенем вмах уложил стража в сугроб, отлетела в сторону алебарда
Куды далее? спросил другой, постарше да в седле поусядистее. Сказывают, будто у Салтыковых девки хороши больно.
Запирают их, отвечал третий. Да и собаки злые Кистенями взмахивая, ехали далее. Фыркали лошади.
Чей дом сей? спросил всадник, самый юный и верткий.
Апраксиных, кажись
Ломай! Тута девки живут, нами еще не мятые Старший грузно обрушил забор. Самый юный худой и тонкий, с голосом петушка приказывал, а двое покорно его слушались. Взвизгнула отбитая ставня. Тишком влезли через окно в девичью. Старший двери сторожил, а молодые пошли мять девок
Снаружи на крик! ломилась уже хозяйская дворня. Ворвался народ с дубьем и плетками. Впереди всех (лютый, в слезах) наскакивал хозяин, граф Апраксин:
Бей, убивай разбойников Я в ответе! Огня, огня Вздули огонь, и Апраксин, раскорячив босые пятки, вдруг начал стелиться по полу. Так и пластался, словно раздавленная жаба. И светилось лицо вельможи умильной радостью:
Ваше величество, почто через окошко жалуете? Завсегда и с параду принять рады Ай и молодечество, государь! Вот и выпала благость нашему дому-то
Разом упало дубье, вмиг опустились плети. Скинув маску, стоял юный отрок император. Друг его, князь Иван Долгорукий, штаны подтягивал, а возле дверей ухмылки строил егермейстер Селиванов.
Таились от людей и от света девки порушенные
Брысь, подлые! шипнул на них Апраксин. Вы, дуры, еще благодарить бога должны Честь-то! Честь-то кака!
И просил гостей нежданных откушать чем бог послал. Прошел царь с любимцами своими к столу. Наливки разные пробовали. Юный царь вина не любил.
Чу, сказал он, тихо Музыка-то откуда идет? Притихли за столом. А из глубин дома всплакнула флейта. Повела осторожно. Так и тянуло на нее, словно в сон, и спросил князь Долгорукий хозяина:
Уж не у тебя ли играют, граф?
Ей-ей, заерзал старый вельможа, хитря. Ума не приложу. Видать, гостьюшки дорогие, это из дому Салтыковых слыхать
Но царь встал, на потолки указывая:
Не ври! Вот тут веди в покои верхние! Апраксин снова пластался перед царем:
Ваше величество, смилуйтесь Женишка моя, старуха А человек ейный на што он вам, молодцам экиим?
Сказывай где? прикрикнул император Упали засовы с дверей. Потаенные. Коптила свеча. Прикованный длинной цепью, сидел на полу белобрысый малый в бархатном кафтане. И держал перед собой флейту
нежную, сладкоголосую.
Ты кто? спросил царь узника. Музыкант?
Нет, отвечал парень, бренча цепью. Я есть куафер графини Апраксиной Землепашец провинции Нарвской, зовут же меня Иоганн Эйхлер А что играю так скушно мне!
Ванька Долгорукий цепь поднял с пола.
Тяжела, сказал. А за што ты в железах сиживаешь?
Сижу на цепи, потому как ведаю женский секрет своей госпожи, и боится она, как бы не выдал я!
Каков секрет? Говори прямо Я царь твой!
Парик ей делаю, ответил Эйхлер, низко кланяясь.
Давно ль прикован ты?
Пятый уж годочек пошел, как света белого не вижу
Царь взялся за цепь, и (длинная-длинная) она повела его из темницы. Змеей уходила цепь под двери спальни графини. Хмельная компания вслед за Петром гуртом вломилась в опочивальню: озорник Долгорукий откинул пуховые одеяла: жмурясь от света яркого, старуха Апраксина сослепу тыкалась в подушки, а голова у нее была гладкая, как колено
Отомкни цепь, велел Долгорукий хозяину. Бабьи секреты не в нашу честь. Мы люди веселые, охотные, а до старух нам дела нету. Прощай, граф! Да отвори конюшни свои нам лошадь нужна
Со двора Апраксиных отъехали уже четверо: позади всех жадно дышал ветром чухонец Иоганн Эйхлер; торчала из-под локтя его флейта жалостливая
На рассвете четыре всадника, пришпоривая усталых коней, тишком въехали в подмосковное имение Горенки.
Алексей Григорьевич князь Долгорукий (гофмейстер и кавалер) с трудом перелез через супругу, что была поперек себя шире, и нехотя зевнул на иконы.