Вместо премии тебе в первую очередь новые трубы поставим. Видишь, в окно показывает, завозят уже.
Не стал я ждать. Натаскал труб и стал газосваркой овладевать. Подчитал малость, присмотрелся на соседней стройке и сам новые трубы поставил.
Бригадир приходит радуется. Опроцентовал работу, то есть в свои показатели занес, и руку мне пожал. А я не медлю краски, эмали и лаки разные достаю, малярным ремеслом овладеваю. Заблестела квартирка.
Бригадир уже вместе с начальником участка пришел. Цветы мне подарили. И, конечно, работу опроцентовать тоже не забыли.
А когда я ковры финские раздобыл и на полы приклеил сам управляющий приехал.
Между прочим, широко мыслящий человек.
Тебе, говорит, разъяснительную работу с другими жильцами надо бы провести. А мы поможем, экскурсии к тебе посылать будем из числа ремонтируемых.
Отличная мысль, говорю я.
И начал пропаганду своего опыта вести.
Через месяц трест впервые план выполнил, жалобы почти прекратились. Управляющий меня референтом к себе взял. А через полгода заместителем своим назначил по пропаганде нового метода ремонта.
Сейчас одних премиальных получаю
А ты говоришь, «бедствие».
Владимир Тараканов
ЧЕРНЫЙ ПЕННИ
Вы спрашиваете: кто такой Борис Сергеевич?
Во-первых, мы с ним дружим семьями. Во-вторых, Борис Сергеевич для меня является своеобразным раздражителем. Скажем, достал он новую ондатровую шапку. Если я об этом узнал не могу есть-спать, пока не добуду две: себе и сыну-дошкольнику. И обе из бобров. Или устроил Борис Сергеевич собственный выезд на «Москвиче». Завтра не иду пешком и я под окном «Лада». И так везде и во всем. Не будь Бориса Сергеевича, я был бы рядовым серой миллионной массы: стоял бы в очередях за ординарной колбасой, ел-пил за столом производства соседней мебельной фабрики и из чашек-кружек местного фарфорового завода. Но Борис Сергеевич, слава богу, есть. Поэтому все продукты получаю в кабинете заведующей «той базой», а моя четырехкомнатная полнометражная квартира увешана импортными коврами и обставлена первоклассной мебелью и хрусталем.
И в нашей провинции можно быть белым человеком, при очередной встрече у меня, разливая по рюмкам «Наполеон», говорю Борису Сергеевичу. Вчера по случаю достал дубленки себе, жене, сыну, дочери, теще всей родне.
Затем веду Бориса Сергеевича в соседнюю комнату, где на полу кучей лежат девять канадских дубленок. Беру одну, выворачиваю мехом наружу, прошу Бориса Сергеевича мять кожу, обращаю его внимание на шов. Возвращаемся к столу. Борис Сергеевич выпивает коньяк, закусывая завистью. А я молча праздную еще одну победу
Так, не спуская глаз с Бориса Сергеевича, то догоняя его, то резко обходя на поворотах, я жил-поживал до тех пор, пока однажды не познакомился с филателистом Ивановым.
Свою занимательную лекцию, густо сдобренную легендами о собирателях марок, Иванов закончил словами:
На земле одна-единственная ценность марка. Ради нее стоит каждое утро бриться
Болтовня Иванова о марках запала в голову. Среди наших с Борисом Сергеевичем знакомых никто не имеет редких марок. А что, если Нет, единственную на земле марку Британской Гвинеи 1865 года мне не достать. Иванов говорил, что в США за нее миллионеры дерутся. Сегодняшняя ее цена 300 тысяч долларов. Я, к сожалению, им не конкурент.
Первая русская марка? В наших кругах русским никого не удивишь. А вот «Черный Пенни» Первая почтовая марка в мире Английский «Черный Пенни» Звучит! Если ее достать, Борису Сергеевичу инсульт обеспечен
Месяц об этом думал. Позвонил Иванову. Встретились. Он сообщил, что «Черный Пенни» марка у нас редкая, но при большом желании достать ее можно.
Не буду утомлять подробностями, как я, якобы в командировки, летал в Киев, Хабаровск, Астрахань, Оренбург и десятки других городов. «Черный Пенни», наконец, нашелся. В Казани. Но его владелец даже слушать не захотел о продаже. После трехмесячных переговоров согласился на обмен. Потребовал пятнадцать русских земских марок конца прошлого века. Рядились еще месяц. В конце концов столковались на десяти.
Филателистов, имеющих в своих коллекциях земские марки, по стране искали не только сотрудники нашего научного института, в котором я числился, но и танковая часть, где командиром был мой троюродный брат. И, как поется в песне, кто ищет, тот найдет
За первую двухкопеечную марку (квадратный ромб, 1898 год) Вятского уезда я заплатил только что привезенным из Риги ореховым гарнитуром. Когда грузчики выносили его из квартиры, жена ревела, как малый ребенок. Но эти слезы были не последними. Вертикальная овальная марка с бескрасочным тиснением в центре Лужского уезда (1869 год) была приобретена за перламутровый сервиз на 12 персон, единственный в нашем городе. За этот сервиз жена пообещала меня отравить цианистым калием.
Две следующие марки Лебединского и Щацкого уездов достались, по мнению супруги, «малой кровью». За первую мне пришлось устраивать в институт международных отношений пятерых внуков старичка-филателиста. За вторую же я отдал девять канадских дубленок (забрал у родственников новые добывать было некогда) и старую норковую шубу жены.