Пономарев сделал сейчас гримасу, похожую на улыбку: «Какой вздор иногда пишут о нас на Западе! Разве есть у нас в ЦК голуби или ястреба? А кто же среди нас так называемые сталинисты? Какая чушь! Мы все ленинисты, мы все сталинисты. Наивные простаки от политики! А может быть, они просто выдумывают эти сенсации? Но так или иначе, хорошо, что враги наши так плохо нас знают!»
Пономарев уже не раз высказывал членам правящего Политбюро мысль о необходимости постоянной дезинформации Запада о реальных причинах внутренних противоречий в партийном стане. «Пусть там почаще пишут, что кое-кто из нас пытается реабилитировать Сталина и что кое-кто другой противится этому и думает, что мы решили опять всех пересажать за решетку. Ну, и что? шеф международного отдела задавался таким вопросом в узком кругу советских руководителей. Все это чепуха гороховая! И нам нечего бояться, когда там на Западе мусолят наши внутренние проблемы. Проблемы эти в наших руках. Я бы сказал, что надо дать Западу больше пищи для подобных писаний. Мы должны отвлекать противника от наших главных трудностей и тыкать его мордой в дела третьестепенной важности. Нужно держать этих господ подальше от понимания истинного смысла нашей геополитической тактики».
С этими взглядами Пономарева соглашалось все советское руководство, и оно пыталось при общем согласии хранить в глубочайшей тайне свое идеологическое оружие и тактику обретения коммунистами мирового господства. И в Кремле работали над секретами завоевания планеты самозабвенно, с маникальной ревностью. Опьяненные опиумом уже осязаемой власти над миром, советские руководители тем не менее никогда не могли вместе ужиться. Не было у них единодушия в том, как же прибирать к рукам эту сладостную власть над необъятными просторами земного шара и как удержать на всей планете ими же выдуманную красную коммунистическую диктатуру. Пономарев хорошо знал, что многие из его прежних партийных соратников уже снесли неугомонные головы об острые рифы кремлевской тайной международной политики.
Борис Пономарев случайно обронил взгляд на висевший напротив портрет вождя, и у него все похолодело внутри. Но тут вдруг скрипнула дверь и на пороге без предварительного разрешения появился грузный, почти облысевший человек лет пятидесяти. Это был его помощник Федоров.
С Подгорным плохо, почему-то шепотом, словно боясь, что его подслушают, сказал Федоров. Еще один инфаркт!
День рождения Пономарева был испорчен вконец.
Еще совсем недавно Виктор Подгорный был президентом страны, и все считали его близким другом вождя, который и назначил этого человека на такой высокий пост. Но в один из дней глава партии и государства безо всяких церемоний выбросил Подгорного вон с президентского кресла, лишил его всяких почестей и привилегий, и теперь этот дряхлый, рыхлый старик пребывал по существу в подмосковной ссылке.
Подгорный всегда был предан вождю, но в какой-то момент изменил ему, и его постигла немилосердная кара. Вождь жестоко расправлялся и с другими оппозиционерами. Одних снимал со своих постов и выгонял из партии, как сделал это со своим бывшим другом Подгорным. Таких людей он превращал в глазах общественного мнения в полнейших ничтожеств, отнимая у них все и оставляя лишь одни воспоминания. И они, изо дня в день
пережевывая эти воспоминания и делясь ими даже с дворниками и лифтерами, доживали в тишине остатки своей мрачной жизни. С другими ослушниками глава партии и государства поступал и того хуже. Он попросту убирал их из жизни. И Пономарев это знал.
Сейчас в голову Пономарева невольно лезли всякие раздражавшие его мысли. Он вдруг, как во сне, увидел перед собой Федора Кулакова, высокого мужчину с крупными чертами лица и пышной, вьющейся, черной копной волос. Кулаков был жив еще несколько лет назад, и они не раз встречались друг с другом вот здесь, в этом кабинете. Но теперь Пономарев не верил официальному объяснению причин его внезапной и загадочной смерти.
Федор Кулаков на протяжении многих лет был одним из ведущих лидеров Политбюро. Он пользовался большим авторитетом в партии и считался в те годы, пожалуй, единственным реальным конкурентом вождя. Кулаков был моложе главы партии и государства почти на тринадцать лет и умер в расцвете своей политической активности. Ему шел тогда всего шестьдесят первый год.
Если бы Пономарев взял сейчас из архива газету «Правда» за 1978 год, то без труда нашел бы на ее страницах доказательства поспешности и неубедительности аргументации гибели своего коллеги по партии, представленной кремлевскими врачами. Но Пономарев не нуждался в «Правде», он и без нее прекрасно знал, что тогда произошло в действительности.
3 июля Кулаков выступил на пленуме ЦК КПСС 6 июля Кулаков провел в Кремле заседание с главными редакторами ведущих газет, радио, телевидения и выступил там с большой речью 16 июля Кулаков провел в ЦК совещание по сельскому хозяйству. Пономарев помнил его в тот день бодрым и активным А через несколько часов Куликов умер. Некролог с диагнозом его смерти был опубликован на следующий день в «Правде». Пономарев почти наизусть знал тот текст, взятый в жирную, черную рамку: « Страдал атеросклерозом коронарных артерий, хронической пневмонией. В ночь с 16 на 17 июля развилась острая сердечная недостаточность с внезапной остановкой сердца». Ложь! так прореагировал тогда Пономарев на этот диагноз.