LXXXVI. Государство имеет в каком-то смысле сходство с человеческим телом. Ведь оно является сложным организмом и состоит из многих частей. Ни одна из этих частей не имеет ни одинакового значения и каждая выполняет свою роль. 2. Однако, если бы каждая из этих частей человеческого тела была наделена способностью слушать и говорить, и все они, объединившись, подняли бы мятеж против одного желудка, то ноги сказали бы, что все тело опирается на них; руки что они занимаются ремеслами, обеспечивают провизию, сражаются с врагами и присоединяют к общему благу много других благ; плечи сказали бы, что они переносят грузы; рот, что он говорит; голова, что она видит и слышит и, включая все другие чувства, владеет всем тем, посредством чего сохраняются дела. И затем все они сказали бы желудку: «А ты, хороший, что из этого делаешь? Какой доход ты приносишь и что за польза нам от тебя? В самом деле, ты так далек от того, чтобы давать нам что-либо или помогать нам в совершении чего-то полезного для общего блага, что в действительности ты являешься для нас лишь помехой и источником беспокойства, и, что особенно нетерпимо, заставляешь нас служить тебе и приносить отовсюду пищу для удовлетворения твоих прихотей. 3. Так почему же мы не отстаиваем нашу свободу и не освободимся от стольких беспокойств, в которые попадаем лишь ради него?» Если бы они приняли такое решение и все органы перестали выполнять свои обязанности, то разве могло бы тело просуществовать сколько-нибудь значительный промежуток времени, и разве не было бы оно уничтожено за несколько дней худшей из всех смертей, то есть голодом? Нет, и никто не мог бы сказать иначе. Теперь рассмотрите то же положение в государстве. 4. Ведь и оно состоит из многих разрядов людей, совсем не похожих друг на друга, каждый из которых несет свою собственную службу для общего блага, как отдельные члены в отношении тела. Одни обрабатывают поля, другие сражаются с врагами, защищая эти поля, третьи ведут весьма полезную морскую торговлю, а четвертые занимаются необходимыми ремеслами. Если бы все эти различные группы людей восстали против сената, состоящего из лучших представителей, и сказали: «Сенат, что ты хорошего нам делаешь, и на каком основании ты осмеливаешься править другими? Конечно, тебе нечего сказать. Раз это так, то не освободиться ли нам теперь же от твоей тирании и жить без вождя?» 5. Если только они примут такое решение и прекратят свои обычные занятия, что тогда удержит это несчастное государство от самой жалкой смерти от голода, войн и всяческих других зол? Итак, знайте, плебеи, что подобно тому, как в наших телах желудок, многими осыпаемый столь злобной бранью, питает все тело, хотя и сам питается, и сохраняя себя, сохраняет и его, как если бы это был своего рода пир, обеспечиваемый совместным содействием, который в результате обмена надлежащим образом распределяет то, что полезно каждому отдельно и всем вместе, так и в полисах сенат, который ведет государственные дела и обеспечивает то, что целесообразно для каждого, все это сохраняет, защищает и исправляет. Так что перестаньте произносить оскорбительные речи в адрес сената о том, что вы изгнаны им из отчизны, и что вследствие
этого вы скитаетесь как бродяги и попрошайки. Ибо он не причинил и не может причинить вам никакого вреда, но сам зовет вас и умоляет, и, распахнув вместе с воротами души, гостеприимно принимает вас».
LXXXVII. Пока Менений говорил это , в продолжение всей его речи толпа издавала много разных возгласов. Однако когда в конце ее он прибег к мольбам и, перечислив напасти, которые постигнут как тех, кто остался в городе, так тех, кто изгнан из него, оплакал страдания и тех и других, слезы хлынули у всех из очей, и они единодушно в один голос призвали его, не теряя времени, вести их обратно в город. Вверив послам все свои дела, они не занимались ничем другим, относящимся к их безопасности, и совсем немногого недоставало для того, чтобы закрыть собрание, если бы только Брут, выскоча вперед, не сдержал их рвение, восклицая, что хотя обещания, данные сенатом, благоприятны для народа, и он считал правильным, чтобы народ был бы благодарен ему за эти уступки, однако он опасается, что наступит время и приверженные тирании люди, буде представится случай, однажды снова попытаются заставить людей почувствовать негодование за сделанное ими. 2. Есть только одно средство безопасности для всех, кто боится более сильных: если им будет ясно, что желающие нанести им оскорбления не будут иметь возможности сделать это. Ведь злые люди, пока есть возможность творить зло, никогда не будут испытывать недостатка в желании совершить его. Следовательно, плебеи должны получить такое средство безопасности, с которым они более ни в чем не будут нуждаться. 3. Менений же возразил и попросил его назвать то средство безопасности, в котором, по его мнению, народ еще нуждается. На что Брут ответствовал: «Позволь нам ежегодно выбирать из нас самих определенное число магистратов, не облеченных никакой иной властью, как только приходить на помощь тем плебеям, которым нанесено какое-либо оскорбление или в отношении которых применено насилие, и не допускать, чтобы кто-нибудь из них был лишен своих прав. Мы умоляем и просим вас добавить эту милость к тем, которые вы уже нам предоставили, если наше примирение не только на словах, но и на деле».