врага, и еще больше будет ужасать после того, как мы окажемся в безвыходном положении; и кроме того, война ни на мгновение не позволяет нам пребывать в душевном спокойствии. Но что превосходит все эти несчастья, так это жены, малолетние дети и престарелые родители удалившихся, бродящие взад и вперед по Форуму и узким улочкам в убогих одеждах и с траурным видом, рыдая, умоляя о помощи, обхватывая колени и хватая за руки каждого, оплакивая поразившее их теперь отчаяние, которое в будущем поразит их еще больше, ужасное и нестерпимое зрелище. 3. Конечно, никто не является по природе столь жестоким, чью душу не тронуло бы это зрелище, и кто перенес бы эти людские страдания. Так что в случае, если мы не собираемся доверять плебеям, нам придется избавиться и от этих людей, так как одни из них будут бесполезны, пока мы находимся в осаде, в отношении же других нельзя быть уверенными, что они будут пребывать в крепкой дружбе с нами. Но когда и они будут изгнаны, какие силы еще останутся, чтобы защищать город? И в надежде на какую помощь мы отважимся встретить эту опасность? Что касается нашего собственного убежища и единственно верной надежды, патрицианской молодежи, то, как видите, ее немного и не стоит этим гордиться. Следовательно, отчего же они предлагают совершить нам глупость вести войну и вводят нас в заблуждение, вместо того чтобы теперь отдать город нашим врагам без кровопролития и страданий?
LII. Но, может быть, я сам потерял рассудок, говоря так, и призываю вас опасаться того, что не является опасным? И государству теперь не угрожает никакая другая опасность, кроме как перемена жителей, дело нетрудное, и у нас появилась бы возможность легко получить множество наемников и клиентов от всех народов и стран. Ибо об этом болтают многие противники плебеев, и, клянусь Юпитером, не самые худшие. 2. Конечно, кое-кто уже дошел до такого безумия, что не предлагает спасительные суждения, но выражает невозможные желания. Таких я бы очень хотел спросить: сколько лишнего времени нам дано для того, чтобы это осуществить, когда враги находятся вблизи города? Какие оправдания есть у нас за задержку и промедление, которые мы допускаем по отношению к готовым прийти союзникам, находясь в опасности, которая не медлит и не задерживается? Какой муж или какой бог предоставит нам безопасность и совершенно спокойно соберет вместе и приведет сюда помощь со всех стран? И еще, кто оставит свои отечества и переселится к нам? Имеют ли они жилища, домочадцев, средства для жизни и уважение сограждан за славу предков или за собственное доброе имя благодаря добродетели? И кто бы осмелился пренебрегать своими собственными благами, дабы переменять их позорно на чужие несчастья? Ибо они придут сюда получить не мир и роскошь, но опасности и войны, благополучное завершение которых нельзя предсказать заранее. 3. Или мы приведем толпу бездомных плебеев, подобных удалившимся отсюда, которые из-за долгов, наказаний и прочих подобных бедствий охотно по случаю куда-либо переселятся? И даже если в остальном они будут хорошо и умеренно настроены дабы мы охотно дали им это то, право, именно благодаря тому, что они не родственны нам и не живут вместе с нами, и не будут знакомы с нашими обычаями, законами и воспитанием, они, конечно, станут для нас хуже во всех отношениях.
LIII. У родившихся здесь имеются жены, дети, родители и многое другое, что для них дорого и что является залогом для них, а также, клянусь Юпитером, их любовь к вырастившей их земле, необходимая и неискоренимая у всех. Но вот та пришлая толпа, призванная на помощь, если бы и стала жить вместе с нами, за что бы пожелала подвергаться опасностям, ничего из того здесь у себя не имея, разве только кто-нибудь пообещает дать им часть земли и какую-либо часть города, отобрав их прежде у теперешних хозяев то, что мы отказываемся предоставить нашим собственным гражданам, которые неоднократно сражались за них? И может быть, им было бы недостаточно только этих пожалований, но они потребовали бы участия наравне с патрициями в почестях, магистратурах и прочих благах. 2. Следовательно, если мы не исполним каждого из их требований, то не станут ли они нашими врагами, не получив просимое? И если мы выполним их требования, наша родина погибнет и государство будет уничтожено нами самими. И я не добавляю здесь, что то, в чем мы нуждаемся в настоящее время, так это люди, способные к войне, а не земледельцы, наемники, торговцы и занятые низкими ремеслами, которые должны будут изучать военное дело и в то же время доказывать свою способность к этому (а доказывать то, к чему не привык, трудно), но такой должна быть переселившаяся от всех народов толпа. 3. Итак, что касается военного союза, то я не вижу и никакого составленного для нас военного союза, и
не советовал бы вам, если бы кто-либо неожиданно появился, необдуманно допускать их за городские стены, так как мне известно, что многие другие города были порабощены войсками, введенными для их охраны.
LIV. Когда вы это обдумаете так же, как и то, о чем я упоминал ранее, и вспомните, кроме того, те соображения, которые поощряют вас к примирению, а именно: то, что мы не единственный и не первый народ, где бедность подняла мятеж против богатства, и низость против величия, но что почти во всех государствах, и в больших, и в малых, низшие по большей части становятся враждебными высшим (в этих государствах стоящие во главе спасали свои отечества, когда выказывали умеренность, но когда поступали высокомерно, утрачивали не только свое добро, но и жизни). 2. Далее, все, составленное из многого, вообще подвержено беспорядку в каждой части в отдельности, и более того, ни больную часть человеческого тела не следует всякий раз отрезать (ибо это изуродовало бы остальное и сократило бы жизнь), ни нездоровую часть сообщества граждан не следует отделять (поскольку это был бы кратчайший путь разрушения всего со временем благодаря утрате отдельных частей). Поэтому когда вы подумаете, сколь велика сила необходимости, перед которой даже боги отступают, не гневайтесь на ваши несчастья и не позволяйте себе впадать в гордыню и безрассудство, будто все идет в соответствии с вашими желаниями, но будьте менее суровы и уступите, извлекая примеры благоразумия не из деяний других, но из своих собственных.