Вот уже второй раз выходит так, что эти места, заповедную зону под названием «Золотые горки», мы проходим без особого погружения, без сворачивания с тропинок. То она в самом начале пути, когда хочется мчать и не отвлекаться, то теперь в конце, когда уже поздно, а мы заканчиваем путь. А ведь многие люди сюда специально приезжают, чтобы только увидеть это место.
Впрочем, сегодня нам все равно повезло небо продолжало радовать: поочередно загорались оранжевые, ярко-розовые, коралловые мазки, новые росчерки и зигзаги из облаков.
О, Саш, гляди, а что это там такое? показал я пальцем на темный пригорок, четко выделенный на горизонте. Курган, что ли?
Да, курган, наверное.
Ну вообще, да, их же у нас целая куча, согласился я. Тысячи.
Как-то дома я нагуглил, что только в нашем Октябрьском районе насчитывается более тысячи памятников археологии, в основном курганов и курганных групп. Подумать только, сколько таких вот молчунов, хранящих свои тайны, проживает по соседству с нами и имеет здесь многовековую прописку!
Под конец пути вдруг развязался язык. То ли темнота подействовала, то ли свежий заповедный воздух сказался, то ли коньяк запоздало аукнулся. Обсуждали текущий поход чего только не было! Промокли и зажарились, плотину видели и по подвесному мосту в Кочетовской ходили, кровавый рассвет над Доном встретили и с конями на выпасе столкнулись, цапель со змеями насмотрелись и охранника на базе перепугали. А еще гамак я свой новый протестировал, проспав в нем всю ночь под открытым небом
Вспоминали также речушку Сухой Донец, различные диковатые участки и ерики вдоль берега Дона, которые мы проходили вброд. Саша вообще по жизни побаивается большой воды, да и мне было страшновато рухнуть вдруг в какую-нибудь коварную яму. Да еще и с рюкзаком, телефоном и фотоаппаратом в придачу. Медленно шли, осторожно, тыкая впереди палкой на каждом шагу. Но прошли же!
Или еще, бывало, в грязь куда-нибудь запирались, и кроссовки по весу становились как наковальни. Но ничего, потом выходишь на сухую дорогу, прибавляешь шагу и комки грязи сами отпадают. Да и на душе также: мелкие страхи, переживания, сомнения тоже все по дороге куда-то вдруг улетучиваются, как будто и не было их вовсе.
Тем не менее чем ближе мы становились к родным местам, тем больше мне к горлу подступал какой-то крупный ком. Который почему-то так и остался со мной: не отлетел, не выпал случайно по пути и не утонул в реке. И дело было вовсе не в незаконченной дипломной работе. Какая-то другая необъяснимая тяжесть ждала меня дома, которая никак не давала покоя. И она настолько контрастировала теперь с этим обновленным и легким «походным Я», что об этом было невыносимо молчать. Своими переживаниями я решил поделиться с другом.
Саш, вот как ты думаешь, начал я, не зная, как точнее выразить свои мысли, если рядом с тобой есть человек хороший и симпатия к нему вроде есть какая-то, и в целом Но все равно чувствуешь, что как будто что-то между вами неправильно.
Что именно неправильно? спросил Саша.
Ну не знаю Когда испытываешь постоянно к человеку какую-то, что ли, жалость И все, что делаешь, помогаешь, ты как бы делаешь отчасти из чувства жалости к нему. Ну то есть к ней Но лучше от этого никому не становится
Саша помолчал пару секунд, без пояснений поняв, о ком я говорю.
Вов, тебе честно сказать, что я по этому поводу думаю, или нечестно?
Честно, конечно.
Я думаю, чувство жалости это самое паршивое чувство, которое только может быть между двумя людьми. Я даже считаю, что это как паразит такой. Причем и для того, кого тебе жалко, и для жалеющего. Это не ответственность, это скорее зависимость, вот мое мнение.
Я на какое-то время затих и подумал над Сашиными словами. И ведь действительно Безусловно, он имел в виду не сочувствие, не сострадание или что-то высокое и светлое, а именно жалость. То мелкое и низкое чувство, которое не заставляет тебя сопереживать, разделять боли и радости, испытывать единение с человеком, что делает вас обоих сильнее, а побуждает творить ровно противоположное: незаметно угнетать, унижать, ослаблять, тешить свою гордыню
«А под этим всем кроется что? вдруг подумал я, и меня словно осенило. Что жалеть других это опять жалеть самого себя».
Может быть, с таким человеком мне стоит вообще прекратить отношения? Как ты считаешь?
Саша нахмурился.
Слушай, ты тут решай сам. Но заметь, если ты сам сейчас это все вслух проговорил, то
То стоит.
Где-то за час мы выболтались так, что до самого дома в запасе у каждого не осталось ни слова. Ночь опустилась такая, что хоть глаз выколи. Плечи и спина ныли, а тело требовало скорее принять горизонтальное положение. Но все это ощущалось словно фоном, и идти все равно было гораздо легче, чем даже в самые сложные отрезки похода.
В Сашин родительский дом мы вернулись около полуночи. Его мать еще не спала, ждала нас. Она с любопытством расспросила обо всех подробностях похода и перед сном напоила нас чаем с медом и сладостями. Едва коснувшись подушки, я сразу же уснул.
Велосипед и любовь
Заноза
Поступив на факультет лингвистики и журналистики экономического университета, я попал в настоящий цветник. Если последние два класса школы запомнились лишь унылыми балбесами мужского пола, на каждой перемене дымящими за углом, то после них я вдруг погрузился в сказочное царство красивых, умных и обаятельных девушек. Одна краше другой: стройные, длинноволосые, яркие! И при этом начитанные, хорошо знающие английский язык, все отличницы ЕГЭ. На всем потоке кроме меня парней на бюджет поступило всего двое. И то один быстро куда-то перевелся (наверное, не выдержал), поэтому нам с еще одним счастливчиком по имени Ваня было из кого выбирать: десятка два хороших вариантов, а то и больше.
Пожалуй, из всех моих многочисленных родственников мое уникальное положение в студенческие годы хорошо понимал только дед, сам когда-то выучившийся на филолога и много чего повидавший на своем веку. Когда я приезжал на дачу, он непременно задавал мне один и тот же вопрос:
Вовка, ну ты скажи деду по секрету, на этом месте он начинал ехидно подмигивать, словно старый хитрый лис, заноза уже есть у тебя, а? Заноза?
Обычно я стеснялся таких вопросов и отвечал, что занозы никакой у меня нет вовсе, или отшучивался. Но «заноза», конечно, была.
Как-то раз на первом курсе я зашел в крупный зал, где у нас должна была проходить лекция для всего факультета. Ожидая застать в нем целую стаю галдящих, словно чайки, студенток, я увидел лишь пустые парты и только парочку девочек-подружек из группы переводчиков, которые тихонько болтали о чем-то своем.
Извините, а здесь философия будет, я ведь правильно попал? спросил я у них.
Одна из девушек повернулась ко мне и начала что-то отвечать о том, что занятие будет здесь, но часть группы по какой-то причине задерживается. Но полностью смысла ее слов я так и не осознал.
Эта девушка меня поразила: миловидное лицо, как-то интересно и по-кошачьи подведенные тушью глаза, строгий и одновременно просверливающий тебя насквозь взгляд, нежный, грудной и женственный голос, да с такой трогающей за душу картавинкой, что Что в то же самое мгновение я почувствовал, как внутри у меня произошло что-то совершенно непонятное и до ужаса страшное. Я промямлил какую-то благодарность ей в ответ и поспешил отсесть от нее и от ее подруги как можно дальше, за первые парты.
В последующие дни я везде между делом старался высматривать эту девушку: в коридорах, на лестнице, в учебных классах, на кафедрах. Но, на удивление, почему-то среди своих одногруппниц она мне никак не попадалась. Буквально все встречались, кроме нее! Даже на совместных парах, на которых присутствовал весь курс, ее почему-то не было. Осложнялось все тем, что ни имени, ни фамилии этой девушки я не знал.