В Смутное Время поляки и шведы пришли на Русь, а не наоборот. Казачья же колонизация даёт типичный пример культуртрегерства. А заметки Фукуямы о роли для европейцев общинного духа окончательно развенчивают миф об особом русском коллективизме. Пётр тоже не совершил никакого переворота в политике России, продолжив то, что веками делали до него его предшественники. Только те действовали органично стране, а он привнёс с собой изрядную долю эксцентричности. Каковая, вкупе с истреблением им прораставших ранее элементов демократии, немало способствовала возникновению проблем, приведших к трагедии Октября. Но он сообщил мощный импульс институциональной реинтеграции России с Западом. В итоге нас стали воспринимать полноправным членом европейской семьи и участником всех её событий[8]. Так продолжалось до большевистского переворота.
Советская аномалия
СССР резко изменил вектор отношения к России с Севера Европы на её Восток в чистом виде. Хотя формально с признаками державности, тоска по которой гложет немало людей до сих пор, у Советов всё обстояло благополучно: после нескольких лет обструкции они были признаны ведущими государствами; с демократией внешне не было проблем; после войны Москва участвовала в переделе мира, учреждении ООН и весомо выглядела в других международных организациях, симпатии она не вызывала, доверия и того меньше. И не вернула их себе до сих пор.
Звучащая в зарубежных СМИ мотивировка данного обстоятельства страхом перед нашей пресловутой непредсказуемостью и постсоветским нигилизмом хороша для массового употребления. Конечно, взяв немецкое золото, ленинцы затем нарушили свои обязательства и многое ещё учудили потом. Однако, подобные эксцессы, увы, общее явление. Главное состоит в другом. Утверждение, что коммунистическая угроза Западу существовала реально, может показаться банальностью. Так бы оно и было, если бы я намеревался ограничиться стандартным набором экономических аргументов. Они хорошо известны и не очень убеждают: после некоторого шока развитые страны сумели быстро адаптироваться к работе с новым партнёром, выстроив эффективную систему защиты от связанных с ним материальных рисков. Столь же мало я склонен замыкаться и на визионистских лозунгах и планах вождей как таковых.
Другое дело, что в основе своей их затея была детерминирована концепцией, воспроизводившей в социальных условиях XX в. месопотамский догмат о сакральном праве на мировое господство. Плачевное положение трудящихся было лишь инструментом в решении их основной задачи, которую они и не скрывали. Советский Союз Ленина-Троцкого-Сталина до самого своего конца был классическим восточным глобальным политическим проектом. Ибо выдвигал запрос на контроль над другими обществами до овладения потребными для того ресурсами. Отсутствовало уже минимальное организационное условие единство в социалистическом и рабочем движении. Даже план победы в отдельно взятой стране не был достаточно обеспечен. Для погрязших в комплексах заговорщиков всё заменяла марксова идея всемирной пролетарской революции, пронизанная архаичным восточным мессианизмом, хорошо резонировавшим, по мнению Николая Бердяева, с православным сознанием, и многократно усиленная бредом перманентности.
За тысячелетия противостояния с восточным политическим проектом Запад научился улавливать появление очередной его версии и включать режим противодействия ему на уровне условного рефлекса. А коммунизм и «социализм» в этом смысле просто кричали о себе. «Холодная война» с Совдепией была для Запада межвидовой борьбой, подобно битве с гитлеризмом. Вот действительная причина западной неприязни, даже, если бы не было активной подрывной деятельности Коминтерна и его наследников. Европа сразу интуитивно ощутила, что большевистская Россия покинула рамки западного проекта и, предавшись восточному глобализму, стала ему реально чужой. Её неприятие имело культурный, архетипический характер.
В конце концов, оставшиеся в своей основе западными, что хорошо видно по православному философу Соловьёву, русские сознание и общество отторгли марксизм. Властям надо помнить, что народ, эмоционально рванувшись к родной цивилизации, сделал свой европейский выбор ещё в августе 1991 года. Увы, правительство недолго следовало за нацией, не говоря уж о том, чтобы помогать ей возвращаться к естественному пути развития.
Тени греха
Ожидаемого поворота в обращении с нашей страной после падения коммунизма не произошло потому, что и поздний Ельцин, и Путин вернулись к советской привычке ставить идеологемы выше прагматических интересов нации. Они затолкали нас обратно в загон враждебного Европе восточного глобального политического проекта, начав продвигать идеологию великой державы, не озаботившись её фактическим обеспечением. И Запад вернулся к линии межвидовой борьбы.
Дело не в самой великодержавности, но в том, что её основательность прежде должна быть доказана неоспоримыми практическими преимуществами. На фоне же десятков миллионов беспризорных, бездомных, сирот, брошенных детей и стариков, нищих и бедных, включая носителей интеллектуального и культурного ресурсов, наглого куража политического и экономического классов, она выглядит голой манией величия тяжёлого нравственного калеки.
Это крайне опасно, поскольку идеологизированный глобализм не бывает успешным. С его участием на наших глазах распались Варшавский блок, СССР[9], СФРЮ и Чехословакия. Тот же рок преследует СНГ, Россию и все новые государства, в которых состоят (квази) автономии Украину, Грузию, Молдавию и Азербайджан. Замечу: я не отменяю экономических, социальных и политических объяснений случившейся с Советами трагедии. Я не переписываю картину, но лишь дополняю её, помещая в контекст стабильных культурных кодов.
Безусловно, анализируя историю заката Советского союза, не стоит пренебрегать давлением извне, но его эффект не надо и преувеличивать. Сопротивление среды сопровождает всякое действие. Однако критической является исключительно внутренняя несостоятельность субъекта. Так прагматизм западного политического проекта снова доказал своё превосходство.
Тяжелая плата даже за недолгую подверженность восточной утопии должна послужить нам уроком, ибо её разрушительная сила не исчерпана. Если Россия, вдобавок к своим духовным, культурным, социальным, экономическим и политическим недугам, останется в плену её миражей, её ждёт участь Союза. Тысячелетний проект может быть потерян за сто с небольшим, считая с 1917 года, лет.
Дух силу даёт
Нынешним политикам не хватает понимания того, что страну не спасёт, пусть даже самое внушительное, но механическое увеличение военной мощи. Постоянно путая патриотизм с милитаризмом, власти лишь усугубляют идеологизированность своей политики. И тем увеличивают риск собственного краха.
В частности, военная подготовка не может подменять собой патриотическое воспитание. Ведь не всякий добрый воин патриот. Наёмник прекрасно дерётся за чужие интересы, если ему вовремя и прилично платят. Примеров тому от античности до современности масса. Полностью обеспеченный по договору наймит, как многократно доказала греческая история, легко и охотно упражняется на своих собратьях. Европа ненавидела «бошей» за то, что ландскнехты веками сражались под любыми знамёнами, лишь бы за деньги. А если таковые у нанимателя заканчивались грабили мирное население той самой страны, коей они были призваны служить. Ныне нам это показывают милиционеры, вернувшиеся из Чечни.