Я стала замечать, какая красивая у него улыбка и родные карие глаза такие же у мамы и сестры. У меня серо-голубые, папины.
Давай чаю налью, у тебя уже губы синие, предложил он.
Я согласилась.
2020
Пока моих не было, а такое случается редко, я заглянула в давно не разобранные шкафы еще бабушкиной стенки, бросила взгляд на пыльный сервант. Прикидываю, какую посуду взять с собой. С одной стороны, смешно теперь глядеть на это накопительство, на эти бесполезные вещи, которые что-то стоили в прошлом, и кто-то думал, они будут что-то значить и через три поколения. С другой же у нас были праздники. Была посуда, которую доставали только по особым случаям, были блюда, которых приходилось ждать, были наряды, были скатерти. Жизнь была настолько четко сегментированной, насколько упорядоченной, что в наш век смытых границ начинаешь тосковать по такому. У нас уже нет разницы между домом и работой, потому как на работе мы сидим в сети, чтобы отвлечься, а дома решаем деловые вопросы по смартфону. Психика расшатывается, нервы звенят, жизнь становится непонятной, накапливается усталость и постоянная потребность в смене занятий или хотя бы зрительных образов.
Я помню, насколько лучше чувствовала себя, когда на меня по нескольку раз в день не обрушивались подробности жизни едва знакомых из соцсетей. Я смотрела полнометражные фильмы, слушала заранее скаченные лекции и книги, и никто не вторгался в мое личное пространство. Сейчас не сможешь побыть с собой даже если живешь один. Какое время твое, а какое улетает неизвестно куда и на что, ничего не оставляя взамен, кроме песка в глазах и зависти?
Теперь тарелки с золотой каемочкой не нужны для микроволновки они не годятся, а я без нее никак. Хватит с меня котелков и сковородочек.
Были у меня планы до этого вируса вот перееду, соберу тех девчонок, этих, а с кем поодиночке. Всех вместе нет такого общения я не понимаю, да и они могут не поладить. Вот и собрала. Все по домам сидят как зайцы, а родная сестра скорее меня в мою квартиру въедет.
Славка звонит. Висим на телефоне по часу. Пишемся в соцсетях по полночи. Такого в моей жизни уже лет шесть не было. А тут вторая молодость.
Что в Москву-то не едешь? спрашиваю как-то.
Делать там нечего, отвечает.
Заболеть боишься?
Так ведь и говорят, что из Москвы к вам бацилла пришла. Инкубационный период две недели, а как пройдут, давай погулять сходим?
Пишу, что можно у меня встретиться мы теперь с предками живем в бабушкиной квартире, а это старая сталинка с сараем и гаражом ну ты помнишь! Папа там лавочку сделал, столик можно вынести. Хорошо под сливой.
А твои как к этому отнесутся? спрашивает.
А им-то что? Для них Славка почти как родной. Расстались мы по обоюдной дури, никто не перед кем не виноват. Это ж не сестрин первый муж, который из-под венца сбежал, а потом его все равно приняли как ни в чем ни бывало. Каждый достоин того, что получает.
Может, между свободными мужчиной и женщиной никогда дружбы не получается, это я себе вру? Нет: у меня же есть друзья противоположного пола но не более чем друзья. Хотя иным дай повод, они бы из друзей перебежали в другое качество.
***
Ты-то как себя ощущаешь после его приезда? спросила Аня.
Мы сидели на ее кухне и пили вино, закусывая полуфабрикатом пиццы.
Только ей я рассказала про Славу. Несмотря на обилие друзей в соцсетях по работе, по курсам, по тренировкам и творчеству, в период массовых помешательств рядом остаются немногие.
Мы долго не виделись. Я накрутила, что ей неинтересны мои бирюльки, когда вокруг скорбная взрослая жизнь. Она считала, что неинтересна мне с этой тупой взрослой жизнью без бирюлек. В майские праздники я сходила с ума от одиночества, душной комнаты и злости на весь мир. Хоть бы одна сволочь позвонила, написала, в гости напросилась! Конечно, у всех семьи, дети, огороды, кошки, удаленки зачем им я со своими книжками? Я же баловень судьбы. У нас если не жалуешься, так и поговорить не о чем, как-то неловко в России быть благополучным. Не счастливым, нет. И жаловаться грех, и не жаловаться не на что.
Да никак. Вообще все до лампочки.
Мы обмывали мою книгу. Тираж приехал в конце апреля, а мне хотелось лежать на диване лицом к стене.
Ну, ты теперь как настоящий писатель! говорила мама, перебирая мои книги.
Все только «как». Наверное, даже когда у меня будет нобелевка, я буду «как». На обложке красовался Анин рисунок. Она изобразила главного героя лет двенадцать назад. Эта книга была моим спасением после расставания со Славкой. Можно сказать, она мне его заменила. Пока кто-то рядом, многие мысли просто не приходят в голову, а когда остаешься один не с кем их обсудить. Потому и пишешь.
Вот если сейчас бы ты у меня попросила этот рисунок для обложки ни за что бы не дала! сказала Аня.
Поэтому я и не просила!
Между прочим, это нарушение авторских прав!
Как разбогатею расплачусь!
На самом деле ей приятно. Успех и достижения всего лишь отражение нашей самооценки. Почти все мои знакомые художники рисуют не пойми что, но не стесняются выставлять свои работы перед всем интернетом, да еще и продавать их за бешеные деньги. Аня же считает, что рисовать она разучилась и больше за это не возьмется мир ушел вперед, надо планшет, фотошоп, то, се. А насколько дешевле мне обходились бы обложки, если бы я просто сканировала ее рисунки! Нет, с друзьями делать бизнес нельзя, я уже зареклась. Но попинывать этих друзей надо им же и хочется, и колется. Внимания хочется, а открыться страшно. Я понимаю. Проходила это. Но правда в том, что миру плевать. Впервые выкладывая свои писульки в сеть, ты с замиранием сердца ждешь, что тебя закидают тухлыми яйцами или гнилыми помидорами. Но ничего не происходит. Ты не просыпаешься знаменитым, небо на землю не сходит. Так пройдет год, два, десять. Ты будешь жаждать хоть какой-то реакции (не обязательно дифирамбов!) и ломать себе голову: как еще нужно душу выворачивать, что я делаю не так?! А мир по-прежнему тебя не замечает. Отсюда апатия, страхи, отречения, самоуничижения. Значит, ничего полезного и хорошего я не делаю, раз я никому не нужен. Начинаешь вылавливать читателей буквально поштучно, выпрашивать любовь у тех, кто рядом. Но при таком раскладе не сможешь с уверенностью сказать, читают тебя из вежливости, или ты действительно создаешь нечто стоящее и на хорошем уровне? Вероятно, им просто занятно, как их родственник или чудаковатый знакомый пытается выбиться в люди. Унизительно это, и в плане профессионального роста ничего не дает. Пробуешь бросить, соскочить, завязать как угодно. Не получается. Ломает. И возвращаешься к истокам делаешь для себя, только уже не в стол, а в соцсеть. Мастерство-то появилось, а про душу твою кто хотел давно узнал. Кто не хотел очевидного не заметит.
Вот тогда, наверное, и начнется самое интересное.
Ну, подруга, поздравляю! Аня многообещающе начала тост. Признаться, даже не предполагала, что такое возможно, что это когда-то случится.
Я тоже. Первая книга Достоевского «Униженные и оскорбленные», а первая книга Берестовой какие-то подростковые дневники музыканта. Разве сравнишь? Так, дурачилась, выжить пыталась и руку набивала. Пустоту в душе заполняла. Два года я писала эту книгу и мои подруги следили за моими телодвижениями. Главный герой стал частью нашей компашки. Первая книга как первая любовь: никогда не забывается и никогда не повторятся те теплота и трепет, которые ощущаешь на всех этапах работы от создания до обнародования.
И вот сейчас просто не верится, событие прямо-таки эпохальное!
В соседней комнате умирающий отец, а за воротами бушует истерия из-за непонятной инфекции, слегка приправленная шашлычным ветром из соседних огородов. Прогнозируют обвал экономики, смену правительства, волну грабежей, насилие. Неясно, как и на что жить дальше. Такой вот праздник.