Мадам Лебрен вернулась к машинке красная от досады. Виктор был младший сын и младший брат, tete montee[19] и к тому же задиристый; с железной волей, которую никаким топором не возьмешь.
Ты только скажи, я ему вколочу немножко ума.
Был бы твой отец жив!
Лязг-лязг-лязг, бум! Мадам Лебрен свято верила, что мироздание и все его элементы существовали бы в полной гармонии, не вознесись месье Лебрен на небеса в первые годы их брака.
Есть новости от Монтеля?
Монтель, джентльмен средних лет, вот уже двадцать лет тщетно пытался добиться желанной цели, а именно занять пустоту, оставшуюся в доме Лебренов после смерти месье Лебрена.
Где-то лежит Мадам Лебрен порылась в ящике под швейной машинкой и обнаружила письмо на дне корзины для рукоделия. Он сказал, что в начале следующего месяца будет в Веракрусе[20] Лязг-лязг! Если еще хочешь к нему присоединиться Бум! Лязг-лязг-лязг, бум!
Мама, почему же ты раньше не сказала? Ты же знаешь, как я хочу
Лязг-лязг-лязг!
Вот и миссис Понтелье с детьми. Опять опоздает к столу. До последней минуты ее приходится ждать. Лязг-лязг! Ты куда?
Напомни, где Гонкур?
IX
Все огни в холле горели, все лампы подняли повыше, но с осторожностью, чтобы не закоптить дымоход и не страшиться взрыва. Кто-то принес веток апельсина и лимона, а между ними приспособил искусной работы гирлянды. Темно-зеленые листья красиво выделялись и поблескивали на фоне белых муслиновых занавесок, которые надувались, трепетали и колыхались по прихоти капризного ветра, дующего с залива.
Был вечер субботы, прошло несколько недель со дня откровенного разговора между Робертом и мадам Ратиньоль. Необычайное количество мужей, отцов и друзей решили остаться до воскресенья, и каждого по мере сил развлекали близкие, а мадам Лебрен предоставляла для этого все необходимое. Обеденные столы убрали в конец комнаты, а стулья расставили где кружками, где кучкой. Домашние наговорились между собой и обменялись семейными сплетнями. Теперь все хотели отдохнуть как следует, поближе познакомиться и завести общий разговор.
Многим детям разрешили посидеть со взрослыми допоздна. Они растянулись на полу и смотрели журналы с яркими картинками, которые принес мистер Понтелье. Мальчики Понтелье разрешали товарищам полистать журналы, хотя и не давали забыть, кто им хозяева.
Развлекались главным образом музицированием, танцами и чтением стихов такие занятия предложили гостям. Но программу вечера составили наспех, без подготовки и даже без особой продуманности.
Первые несколько часов пианино занимали близняшки Фариваль. Эти девочки четырнадцати лет всегда носили цвета одежд Богородицы, синий и белый, так как при крещении близняшек вверили Пресвятой Деве. Они в четыре руки сыграли «Цампу», а после искренних просьб слушателей продолжили увертюрой из «Поэта и крестьянина».
Allez vous-en! Sapristi! надрывался за дверью попугай.
Из всех присутствующих только ему хватило честности признать, что он далеко не первый раз за лето выслушивает это, несомненно, похвальное исполнение. Старый месье Фариваль, дедушка близняшек, пришел в ярость из-за вмешательства птицы и настаивал: нужно ее изгнать куда-нибудь подальше, в темное место. Виктор Лебрен возражал, а его решения были столь же непоколебимы, как воля судьбы. К счастью, попугай больше не мешал всеобщему развлечению, ибо, очевидно, уже выместил всю накопившуюся злобу в своей яростной нападке на близнецов.
Далее младший брат с сестрой прочли вслух стихи, которые все присутствующие не раз слышали на зимних вечерах в городе.
Затем маленькая девочка вышла в центр холла и исполнила танец с юбками. Мать аккомпанировала ей на пианино и в то же время с тревогой и жадным обожанием следила за дочерью. Тревожилась она напрасно. Девочка была хозяйкой положения. Она принарядилась к вечеру в черную фатиновую юбочку и черное шелковое трико, шейку и руки оставила обнаженными, а ее завитые волосы топорщились на голове, как взъерошенные черные перья. Двигалась девочка весьма грациозно, а черные туфельки так и блестели, когда хозяйка вдруг выбрасывала ножку вперед с поразительной быстротой и ловкостью.
Затем потанцевать решили все остальные. Мадам Ратиньоль не могла присоединиться к веселью, поэтому с удовольствием согласилась сыграть на пианино. Она играла очень хорошо, прекрасно выдерживала ритм вальса и придавала мелодиям необыкновенную, вдохновляющую выразительность. По ее словам, она не бросила занятия музыкой ради детей, ибо они с мужем оба считали, что музыка привносит уют и красоту в дом.
Танцевали почти все, кроме близняшек: одна не хотела ждать даже несколько минут, пока другая кружится в объятиях мужчины. Конечно, сестры могли танцевать вдвоем, но до этого они как-то не додумались.
Детей отослали спать. Некоторые послушно отправились в постель, некоторые брыкались и визжали, пока няни силой уводили их из холла. Тем вечером маленьким разрешили остаться до мороженого разумеется, всякое родительское снисхождение здесь достигнет предела.
Мороженое подавали с золотисто-серебряным тортом, разрезанным на кусочки чередующихся цветов; лакомство приготовили и заморозили после обеда две чернокожие кухарки под зорким руководством Виктора. Мороженое признали очень вкусным, пусть и неидеальным: ванили многовато, сахару маловато, охладили недостаточно, да и с солью переусердствовали. Виктор же своим достижением гордился, всем его нахваливал и подначивал приготовить лучше.
Дважды потанцевав с мужем, раз с Робертом и раз с месье Ратиньолем (худосочным господином, который в танце качался, как тростник на ветру), миссис Понтелье вышла на галерею и села на низенький подоконник, откуда были видны весь холл и залив. По востоку разливалось мягкое сияние. Взошла луна, и ее волшебный свет отражался на беспокойных водах мириадами серебристых бликов.
Не хотите послушать, как играет мадемуазель Райс? спросил Роберт, выйдя на крыльцо к Эдне.
Конечно, она хотела, но боялась, что эту женщину никакими уговорами не проймешь.
Я ее попрошу, пообещал Роберт. Скажу, что вы хотите ее послушать. Вы ей нравитесь. Она придет.
Роберт поспешил к дальнему гостевому домику, возле которого шаркала туда-сюда мадемуазель Райс. Она то выносила стул из комнаты, то вносила обратно, да ворчала на няньку в соседнем домике, которая никак не могла успокоить плачущего ребенка. Мадемуазель Райс неприветливая женщина маленького роста, уже немолодая почти со всеми перессорилась из-за своего напористого характера и безразличия к удобству окружающих. Впрочем, Роберт без особого труда уговорил ее сыграть.
Они вдвоем вошли в холл, когда наступила передышка в танцах. Мадемуазель Райс поклонилась неохотно, свысока. Она была откровенно некрасива, с маленьким морщинистым личиком, сухой фигурой и блестящими глазами. Вкус в одежде у мадемуазель Райс совершенно отсутствовал: она носила потрепанные черные кружева, а к волосам прикалывала пучок искусственных фиалок.
Спроси миссис Понтелье, что она хочет послушать, обратилась мадемуазель Райс к Роберту.
Роберт отправился к окну, где стояла Эдна, а пианистка тем временем сидела неподвижно, даже не притрагиваясь к клавишам. По рядам гостей пробежал удивленный шепот впрочем, они искренне радовались приходу мадемуазель Райс. Все затихли, в воздухе застыло предвкушение.
Столь очевидная благосклонность этой властной маленькой женщины смутила Эдну. Она не осмелилась выбрать композицию и предоставила мадемуазель Райс решать самой.