Неземное блаженство, каким непременно стал бы брак с трагиком, оказалось не для Эдны. Как верная супруга мужчины, который ее обожал, она понимала: свое положение ей следует принять с достоинством, ибо так полагается в реальном мире, а дверь в мир грез и романтики надо закрыть навсегда.
Однако трагик вскоре присоединился к офицеру кавалерии, помолвленному молодому человеку и другим, а Эдна оказалась лицом к лицу с реальностью. Со временем женщина привязалась к мужу, она даже получала какую-то необъяснимую радость от мысли, что ее отношение к супругу не окрашено ни страстью, ни чрезмерной теплотой, вызванной игрой воображения, а значит, ее чувству не суждено рассеяться, как дым.
Детей она тоже любила, пусть и непоследовательно, урывками. Иногда крепко прижимала их к груди, а иногда вовсе о них не вспоминала. Прошлое лето они провели с бабушкой Понтелье в Айбервилле. За здоровье и благополучие детей она была спокойна, а потому редко о них думала и не скучала разве что порой нападала вдруг щемящая тоска. В их отсутствие на душе становилось легко, хотя Эдна боялась в этом признаться даже самой себе. С нее словно спадал груз ответственности, который она бездумно на себя взвалила, который не был предназначен ей судьбой.
Разумеется, в тот летний день у моря Эдна не стала поверять мадам Ратиньоль все тайны и все-таки невольно разоткровенничалась. Она положила голову подруге на плечо. Ее щеки пылали, а звук собственного голоса и непривычная честность кружили голову. Правда пьянила, как вино, как первый глоток свободы.
Тут вблизи послышались голоса: Роберт, окруженный ватагой ребятишек, явился искать дам. Мальчики Понтелье шагали рядом, а дочку мадам Ратиньоль он нес на руках. По обе руки от него бежали еще дети, а за ними следом покорно шли недовольные няни.
Дамы тут же встали, принялись отряхивать юбки и разминать затекшие ноги. Миссис Понтелье забросила подушки и коврик в купальню. Дети метнулись к своему навесу и удивленно замерли перед парочкой, занявшей их место, а влюбленные так и обменивались клятвами да вздыхали. Прочитав немой укор на детских лицах, парочка неспешно отправилась в другое место. Дети спрятались под отвоеванным навесом, и миссис Понтелье к ним присоединилась.
Мадам Ратиньоль уговаривала Роберта проводить ее до дома: ноги у нее якобы затекли и не слушались. Она оперлась на его руку, и они вдвоем отправились в путь.
VIII
Сделай мне одолжение, Роберт, начала красавица почти сразу, как они с Робертом побрели домой. Она заглянула спутнику в глаза, опираясь на его руку; оба шли под зонтиком, который Роберт учтиво держал.
Сколько пожелаете, согласился он, прочтя в ее глазах задумчивость и неясную догадку.
О многом просить не буду, просто оставь миссис Понтелье в покое.
Tiens! воскликнул Роберт с ребяческим смехом. Voila que Madame Ratignolle est jalouse![14]
Чепуха! Я совершенно серьезна. Оставь миссис Понтелье в покое.
Почему? ответил он без улыбки. На него подействовала настойчивость спутницы.
Она другого склада. Не такая, как мы. Она может принять тебя всерьез и совершить непоправимую ошибку.
Роберт вспыхнул от досады, снял мягкую шляпу и принялся нетерпеливо постукивать ею по ноге.
А почему бы ей не принимать меня всерьез? резко спросил он. Я разве комик, клоун, шут какой? Что же тут странного? Эх вы, креолы! На вас терпения не напасешься! Приехали отдыхать и думаете, я тут кривляюсь гостям на потеху? Очень надеюсь, что миссис Понтелье меня воспримет всерьез. Думаю, она женщина чуткая и разглядит во мне не только blagueur.
Довольно, Роберт! прервала мадам Ратиньоль его запальчивый монолог. Ты сам не понимаешь, о чем говоришь. Рассудительности в твоих словах не больше, чем вот в этих детях у песочницы! Будь твои ухаживания за замужними дамами хоть чуточку убедительны, тебя бы не считали джентльменом и не доверяли бы тебе жен и дочерей.
Мадам Ратиньоль высказывала лишь то, что в ее глазах представлялось непреложной истиной. Молодой человек с досадой пожал плечами.
Вот как! Ну и ну. Он сердито водрузил шляпу на голову. Не самые приятные слова для мужчины.
А мы только и должны комплиментами обмениваться? Ma foi![15]
Не больно-то лестно от женщины выслушивать упрямо продолжил Роберт, но вдруг осекся. А будь я, как Аробен Помните Алси Аробена и ту историю с женой консула в Билокси?
Он рассказал об Алси Аробене и жене консула, потом о теноре французской оперы даме, получавшей совершенно непристойные письма, и много других историй, серьезных и не очень, пока не забылась миссис Понтелье и ее возможная склонность принимать молодых людей всерьез.
Когда они добрались до жилья мадам Ратиньоль, она решила часок вздремнуть считала, что это полезно для здоровья. Перед уходом Роберт извинился за вспыльчивость (как он сказал грубость), с которой воспринял ее совет, сделанный, конечно же, из лучших побуждений.
Вы лишь в одном ошиблись, Адель, заметил он с легкой улыбкой. Не стоит и мечтать, что миссис Понтелье воспримет меня всерьез. Лучше бы предостерегли не воспринимать всерьез самого себя. Вот это был бы дельный совет, я бы призадумался. Au revoir[16]. Да у вас усталый вид! заметил он встревоженно. Не хотите бульону? Или смешать вам тодди[17]? Давайте сделаю тодди с капелькой биттера?
Адель согласилась на бульон он ей и вправду не помешал бы, так что со стороны Роберта это было очень мило. Он отправился на кухню, расположенную ближе к концу большого дома, принес золотисто-коричневый бульон в изысканной чашке севрского фарфора и два рассыпчатых печенья на блюдечке.
Адель протянула обнаженную белую руку из занавеса у открытой двери и взяла чашку. Роберта она назвала bon garcon[18], и вполне искренне. Роберт поблагодарил ее и пошел обратно в большой дом.
В пансион как раз возвращалась влюбленная пара. Молодые люди шли, склонившись друг к другу, словно водяные дубы под порывом морского ветра. Их ноги не касались земли. Наверное, влюбленные ходили не как другие люди, а вниз головой, до того уверенно они ступали по голубой выси. Дама в черном, плетущаяся позади, выглядела еще бледнее и изнуренней, чем обычно. Миссис Понтелье с детьми не появлялись. Роберт немного поискал их взглядом, но не нашел. Молодой человек поднялся в комнату к матери. Мадам Лебрен жила на самом верху дома. Углы ее комнаты не отличались правильностью, а покатая крыша придавала ей странный вид. Два широких слуховых окна выходили на залив и охватывали все-все до самого горизонта. Комната была обставлена просто, в светлых тонах, с большой практичностью.
Мадам Лебрен усердно трудилась за швейной машинкой. На полу сидела маленькая негритянка и руками давила на педаль. У креолов женщина никогда не станет рисковать здоровьем, если этого можно избежать.
Роберт сел на широкий подоконник у слухового окна. Потом достал из кармана книгу и принялся увлеченно читать по крайней мере, страницы переворачивал прилежно. Допотопная тяжелая машинка с грохотом стучала. В редкие мгновения затишья Роберт с матерью обменивались отрывочными репликами.
Где миссис Понтелье?
На пляже с детьми.
Я ей обещала одолжить Гонкура. Не забудь взять с собой, когда пойдешь он там, на полке у столика.
Лязг-лязг-лязг, бум! И так еще минут пять-восемь.
Куда это Виктор поехал в экипаже?
В экипаже? Виктор?
Да, вот он, у ворот. Куда-то собирается уезжать.
Позови его.
Лязг-лязг!
Роберт пронзительно, изо всех сил засвистел наверное, даже на пристани услышали.
И головы не поднял.
Мадам Лебрен метнулась к окну.
Виктор!
Она помахала платком и снова позвала. Юноша забрался в экипаж и пустил лошадь галопом.