А ты их выключи, посоветовал Левенцов. А иностранщину наши правители во все времена любили. Роман Толстого «Война и мир» помнишь? Как там русские дворяне между собой исключительно на французском языке шпрехали
Татищев выключил ненавистный телевизор. Левенцов растворил настежь окно. В прокуренную комнату хлынул шум железнодорожного и автобусного вокзалов, рёв автомашин с шоссе и рычание бульдозеров, сносивших по другую сторону дороги старые строения, на месте которых замышлялся крытый рынок. Татищев быстро порезал на толстые куски чёрствый батон и ловко вскрыл консервную банку с ивасями. Приятели устроились за столом на табуретках, приступили к вину, и уличного грохота как не бывало.
Неплохо, сказал Левенцов, приканчивая мелкими глотками свой стакан. Вообще-то странно: виноградники, говорят, все вырубили, а вино в продаже неподдельное. Случись такая вырубка у капиталистов, живо цену на него взвинтили бы, и мы с тобой натурального вина даже бы не понюхали. А тут пусть дают только две бутылки в одни руки, зато не хуже, чем у государственных мужей.
Ой ли?
Во всяком случае, не суррогат.
Отведаем ещё и суррогата. Мне-то не привыкать: я за время службы в таких местах побывал, в которых и техническому спирту бывали рады. Ага. А вот ты, гурман подмосковный, что будешь делать?
Вот интересно, Глеб, отчего ты такой пессимист? Пенсия у тебя больше, чем у меня зарплата. Крыша над головой есть, своя к тому же. Комнату вот мне сдаёшь. Выпивай себе, закусывай, газеты с книжками почитывай и в ус не дуй!
Думаешь, сладко очень в ус не дуть? Ты вот инженер, изобретаешь что-то, а тут в голове ни шиша, одни военные премудрости. Ага. Последние пять лет я вообще политработником служил, поэтому хотел устроиться на работу по линии политпросвещения, да не берут! Видать, из моды эта линия выходит. А без дела тяжко. Иной раз день по году тянется. Я ж тебе комнату почему сдал? Денег мне, как ты правильно заметил, и так с лихвой хватает. Ага. С тех пор, как Веронька моя померла, остался я один, как перст, на этом свете. Поговорить не с кем, душу отвести, а ты закроешься в своей комнате и не видать тебя, и не слыхать. С телевизором вот начал уже разговаривать
А ты, Глеб, почаще из «пещерки» выходи. На природу выезжай или в другой город, с женщиной познакомься какой-нибудь
Наездился я, Слава. Всю страну, пока служил, объездил. А насчёт женщин скажу: они для меня после смерти моей Вероньки не существуют. Ага. Ни к чему это. Надо свой крест нести
Разговор складывался невесёлый. Разливая по последней, Левенцов сделал попытку закончить его на положительной ноте:
Знаешь, Глеб, жил когда-то древнеримский писатель Апулей. Вот он оставил нам такую мудрость: «Первую чашу пьём мы для утоления жажды, вторую для увеселения, третью для наслаждения, а четвёртую для сумасшествия». Вот мы с тобой выпьем сейчас по третьей чаше, то бишь стакану, и остановимся, потому что обе бутылки пусты. Забавно, что, ограничив норму отпуска спиртного двумя бутылками в одни руки, государство сегодня спасло нас от сумасшествия
Но Татищев только раздражённо хмыкнул, залпом осушил свой стакан и вновь включил телевизор. Допивая вино, Левенцов вдруг вспомнил о Людмиле.
Людмила Петровна Николаева, пышная сорокадвухлетняя блондинка, заведовала продовольственной ресторанной базой, и в силу этого обстоятельства в её двухкомнатной квартире, кроме излишеств, вроде осетровой икры и балыков, имелось также всё необходимое, чтобы пережить десяток российских перестроек. Но не в силу этого обстоятельства вспомнил о ней Левенцов. Он вспоминал о любвеобильной Людмиле лишь в минуты, как говорили ранее, томления духа из-за каких-либо житейских неприятностей или томления плоти из-за долгого воздержания, особенно если и то, и другое было сопряжено с воздействием спиртного. Видимо, причиной возникновения подобного рефлекса у Левенцова явились обстоятельства его знакомства с Людмилой Николаевой.
В их Конструкторском отделе промышленной автоматики (КОПА), а точнее в Бюро гидравлических систем, где отбывал рабочее время Слава Левенцов, ровно три года назад появилась новая сотрудница Алла Скобцева. Её прислали по распределению после окончания института. Оформили Аллу инженером-конструктором, но по факту она работала простой чертёжницей, оформляя по ГОСТу чужие чертежи. Да и кто доверит самостоятельную работу молодому специалисту, да ещё девушке!
Слава Левенцов обычно являлся убеждённым противником служебных романов, но девушка была столь симпатична и соблазнительна, что он не выдержал и начал атаку, которая плавно перешла в осаду. Алла держалась стойко.
Под Новый год среди сотрудников отдела возникла идея скинуться и коллективно отметить праздник в ресторане. Решить все организационные вопросы поручили парторгу, профоргу и председателю общества трезвости отдела Егору Агаповичу Сорокину, а тот взял себе в помощь Славу Левенцова. Но оказалось, что идея отметить Новый год в ресторане пришла не только сотрудникам КОПА и все залы, даже в небольших кафе, были уже забронированы.
Грустные «организаторы», потеряв всяческую надежду на успех своей миссии, пришли в родные «Три тополя», куда сотрудники отдела каждый рабочий день ходят обедать. Сорокин изначально не хотел устраивать вечеринку в заведении, где его подопечные известны персоналу как интеллигентные, воспитанные люди, элита конструкторской мысли. Сам Егор Агапович спиртное никогда не употреблял и не собирался этого делать во время празднества. Но как поведут себя другие сотрудники отдела после нескольких тостов? Не уронят ли некоторые из них авторитет КОПА в глазах ресторанных работников?
Славу Левенцова беспокоили иные мысли. Он твёрдо решил подпоить на вечеринке Аллу Скобцеву и, наконец-то, пробить её оборону, а тут такой облом с ресторанами! Решительно отстранив от дела Сорокина, он на максимум включил своё обаяние и, вежливо постучав, вошёл в кабинет директора ресторана «Три тополя». Там за столом, напротив друг друга, сидели две женщины бальзаковского возраста, одна из которых показалась Левенцову смутно знакомой. На столе стояли початая бутылка молдавского коньяка, две рюмки со следами губной помады, лежали коробка шоколадных конфет и полупустая пачка болгарских сигарет «Стюардесса», в пепельнице дымился окурок.
В чём дело? вскинулась директор. Почему вламываетесь в кабинет без разрешения?
Опешивший Левенцов забормотал извинения, сказал, что стучал. Но побагровевшая начальница, застигнутая за распитием спиртного в рабочее время, просто кипела от злости.
Немедленно покиньте мой кабинет!
Катюша, успокойся, вдруг пришла на помощь Левенцову «знакомая» женщина. Молодой человек действительно стучал. Давай его выслушаем, может, у него что-то важное.
Благодарно улыбнувшись неожиданной защитнице, Левенцов изложил своё дело.
Ничем не могу помочь, злорадно ответила директор. Зал уже снят на все предновогодние вечера. Вам надо было раньше проявлять прыть, молодой человек.
А на сколько человек вы планировали банкет? поинтересовалась «знакомая».
Да не так уж нас много, со вспыхнувшей надеждой ответил Левенцов. У одних не с кем оставить детей, у других стариков. Некоторые считают Новый год семейным праздником и всегда отмечают его дома. Так что, по предварительным оценкам, хотели прийти не более пятнадцати человек.
Что ж, тридцатого декабря в «Тополях» будет отмечать Новый год наша небольшая компания. «Знакомая» повернулась к подруге. Если мы потеснимся, ты ведь найдёшь места для ещё пятнадцати человек?