Он всегда без конца отшучивался, прятался за маской легкости и безразличия ко всему. Интересно, это было врожденным или воспитанием?
Он любил ее, знаю, шепнула я.
Любил? Ян? встрепенулась та, удивившись. Будто «любовь» нечто звучащее не про него. Нет, не совсем так. Но Роксолана была важна. Впрочем, как и для всех остальных. Полудракон была одной из нас.
Момент вынужденной близости закончился. Валентина тронулась с места, я отпустила её, и та ушла, закрыв двери, а я старалась не думать о том, далеко ли она отправится, ведь помнила слова Яна, что мне может причинить вред какой-нибудь ее гость, не успевший скрыться. И все, что оставалось это думать, что его слова не были произнесены всерьез. Останься кто-то из «гостей» в замке, цмоки почувствовали бы их сразу же.
Когда я снимала меховую накидку и черные одежды, которые достались от Роксоланы, невольно вспомнилось, как на меня сверху падали кирпичи и куски каменных плит разрушенной усыпальницы из-за превращения волколаков и драконов внутри небольшого помещения. Отметины тех ударов остались на теле кое-где на коже виднелись кровоподтеки и ссадины; а некоторые места просто болели, и я знала, что завтра там появятся синяки. Раздевшись догола, окутанная клубами раскаленного пара, я провела по зеркалу рукой и лишь мельком взглянула на себя. Я была чумазой, как извалявшийся в грязной дождевой луже ребенок. Запутанные волосы хранили в себе мраморные крошки и осколки стекла с камнями, прическа напоминала кубло дикого зверька или разваливающееся гнездо.
Переступив края ванной, я опустилась в горячую воду и моя плоть, по-прежнему живая и почти невредимая, заныла от страдания вперемешку с блеклым удовольствием. Несмотря на все плохое, все же было приятно оказаться в тепле. В безопасности. В данную минуту я больше ничего не хотела от жизни. Все, что мне было сейчас необходимо я имела.
Прислонившись затылком к краю купальни, я лежала и ни о чем не думала, пребывая в исступлении. Чистая, согревающая, живительная влага обволакивала тело. Окунувшись несколько раз с головой, я давала время отмякнуть волосам. Я бы так и лежала дальше, наверное, до самого утра, которое уже не наступит из-за поимки Хороса бога солнца его враждебно настроенной сестрой Дивией, если бы не уловила за стеной шаги. Сперва мое сознание напряглось, но почти сразу послышался голос Яна. Цмок тихо постучал в дверь, не заходя внутрь.
Ты в порядке? вопросил он.
Я ожила. Ответив ему утвердительно и сообщив, что скоро выйду, я вспомнила, что мне по-прежнему нужно помыться.
Приподнявшись, потянулась за бортик к маленькому близко приставленному столику на нем покоились небольшие баночки с густой жижей разных цветов, напоминающей мыло.
Открыв первую, я буквально заставила себя вдохнуть ее аромат, потому что знала: сейчас просто жизненно необходимо хоть что-то почувствовать, чтобы не потеряться в мире теней, чтобы остаться в нем человеком, которым являюсь. Чтобы напомнить себе, что я живая. И втянув носом пары мыльной красноватой жижи, я уловила цветочный аромат. Пахло розой и персиком. Пару мгновений я подержала ее у носа, закрыв глаза, и медленно опустила обратно. Следующая баночка оказалась черной меня окутал запах древесного угля, и, не воспылав интересом, я отставила ее подальше. В еще одной было запечатано благоухание меда и молока, в стоящей рядом имбиря и лимона; эти букеты и сочетания напоминали мне дом. Явь. Благодаря им мне было за что зацепиться. Я вдыхала их в себя, снова закрывая глаза, позабыв о Яне, который ждал меня снаружи. И вот в темно-зеленой баночке с коричневыми крапинками я ощутила нотки мяты и пряной корицы. Или это был кофе? Возможно, этот аромат я придумала. Возможно, мне просто хотелось снова его ощутить. Но нет, мне не показалось. Мыло, больше напоминающее на скраб, действительно имело нечто схожее с тем, как пахли волосы Роксоланы. В память о ней, я натерлась им полностью, и хорошенько вспенив, нанесла на пряди.
Смыв с себя мыло и выполоскав волосы, я обтерлась насухо и переоделась в то, что оставила Валентина белую ночную сорочку, мягкую и воздушную, длинной до пят, оголявшей лишь шею и кисти рук, выглядывающие из-под оборок. Расчесанные влажные пряди свободно ниспадали к плечам, едва доставая до них мокрыми кончиками.
Когда я вышла в спальню Ян сидел на кровати. Он тоже успел сменить одежду и привести себя в порядок сейчас на нем было черное: камзол с длинным рукавом, плотно застегнутый на все пуговицы до основания шеи, узкие замшевые кюлоты и кожаные высокие сапоги. Костюм на старинный манер очень ему шел, но оказался совершенно не в стиле Яна. Знаю, ему нравилось быть более свободным следовать правилам, но своим собственным, а подобная одежда представлялась оковами. Этот наряд был даже хуже, чем его прошлый классический, который он нацепил первый раз за год из-за моего праздника. Волосы он также успел причесать, а с кожи исчезла пыль; кажется, моя комната была не единственным местом, где можно было принять ванну.
Мы вышли на балкон. Мне пришлось набросить плотный красный плащ с капюшоном, покрывший тонкую сорочку. Мокрые волосы, здесь, под открытым небом посреди зимы, не беспокоили Ян распалил драконий магический огонь рядом с перилами, и мне казалось, что прическа даже начала высыхать.
Стоя чуть позади цмока, отвернувшегося, печального, смотрящего вдаль куда-то за пределы внутреннего замкового двора, я подступила и прислонилась головой к широкой спине.
Дракон, шепнула я, мне жаль.
Он страдал. Я догадывалась, о чем он думает: что сам оказался в какой-то степени виноват. Возможно, думал, что не стоило брать на поиски Хороса ни Роксолану, ни меня. Что следовало пойти одному или с Гаем. В конце концов, я знала и о другой его ужасной мысли дома, на моей ферме, в час нападения волков, он должен был спасти Кристину, мою двоюродную сестру, а не меня. Кристину, которая могла бы покончить с волколаками раз и навсегда, получив в наследство магию, которая для меня уже была утеряна, которую в ночь восемнадцатилетия я передала ей. Но Ян не успел. Или хуже: он сознательно выбрал спасти меня этого я уже не знала наверняка.
Мне вспомнилась игривая улыбка Роксоланы, у пылающего очага в ее деревянном жилище посреди осеннего леса. «Ты, я, Гай и одна человеческая девушка. Что с ней случится? Скажи-ка мне честно, когда ты начал быть таким предусмотрительным? Или опять взыграла твоя извечная мания все контролировать?»
«Не со мной, Роксолана, подумала я, может что-то случиться. С тобой. Уже случилось». О подобной трагедии в тот момент никто не мог помыслить.
Оторвавшись от дракона, я обошла его силуэт и коснулась лица, обняв напряженные скулы ладонями.
Я пойму, если теперь ты должен оставить меня. Я приму, если ты намерен это сделать.
Ян очнулся, как от затяжного сна. Я увидела в направленном на меня взгляде даже не возмущение, а секундную растерянность в ответ на прозвучавшие слова.
Я никогда тебя не оставлю. Никогда и нигде, ясно?
Сняв мои руки со своих щек, Ян теперь сам заключил меня в объятия, обвив плечи и сжав чуть сильнее, чем необходимо.
Мои глаза наполнились слезами, но я не дала проступить им наружу. Прижатая к нерушимой груди, я утыкалась в горячую шею и плакала, но лишь в собственных мыслях. Беззвучно скорбела обо всем, что произошло. О гибели семьи: родителей, дяди и тети, двоюродных сестер, а еще домашних прирученных драконов и о жестоком растворении в ткани бытия полудракона Роксоланы, о собственной судьбе и столкновении со всевозможными пугающими, опасными существами. Мне было страшно и грустно одновременно. Цмок молча гладил меня по волосам и лишь раз ненавязчиво поцеловал в лоб. Мы были близки в этот момент, как никогда. Я опять ощутила себя тем ребенком, о котором он заботился, когда я была маленькой. Теперь, когда я выросла, мне хотелось заботиться о нем в ответ.