Они переехали к родителям матери из города в поселок, где начали с чистого листа. Где он снова стал для всех нормальным.
Школьные предметы быстро надоедали. Особенно русский язык, что изучают все одиннадцать лет. «Зачем так много?» думал он. Потеря необходимости к чему-то в его глазах тут же влекла за собой полную отрешенность и безучастность.
Почему снова три? ругался отец. Я не понимаю, ты же умный, ты же можешь лучше!
Потому что три это минимум. Нет смысла стараться выше. Я от этого не отупею.
Но твои оценки
Что-то там про средний балл, про аттестат. Старая песня.
В восьмом классе началась химия, и желание учиться вернулось. До десятого, пока органика не разрушила оставшиеся, и без того тлеющие, надежды.
Он не играл в компьютерные игры, не любил командные виды спорта, не читал и ничего не коллекционировал. Никак и нигде себя не проявлял. Учился ровно так, чтобы учителя не таскали по олимпиадам, как самого пытливого, и чтобы родители не выносили мозг. Сливался с окружающим миром настолько, что становился прозрачным.
Ничто не могло вызвать интерес у подростка, второй час смотрящего в потолок.
Сынок, все в порядке? обеспокоенно спросила мать, вытирая руки о полотенце после мытья посуды.
Да, все хорошо, спокойно отвечал сын.
Пока однажды двое гопников из соседней хрущевской панельки не привлекли его внимание.
Вонзая лопаты в землю, они яростно выкрикивали боевые кличи, разбавляя их матом, смеялись и, кажется, были всецело увлечены процессом. Июньское солнце неприятно припекало голову и плечи через темную ткань рубашки.
Что вы делаете? поинтересовался он.
Змей рубим! радостно выкрикнул первый, на вид кажущийся ровесником. Щель между передними зубами была до того приличная, что Коля гадал, влезет ли в нее простой карандаш.
И как?
Весело! ответил второй, чуть помладше. Хочешь с нами?
Делать все равно было нечего, и он согласился, пожав плечами.
Только свою лопату принеси, и сапоги резиновые одень! Эти сучки за пятки кусаются!
«Надень, бестолочь», мысленно поправил Коля, направляясь к дому.
Они прозанимались этим около часа. Должного эффекта от участия парень, к своему сожалению, не получил, даже с учетом восхищения товарищей их задора могло бы хватить на целый табор.
Не вкатило, да? спросил первый, жуя сорванную травинку. Похоже, его искренне огорчило, что их увлечение кому-то не понравилось.
Не-а, признался Коля.
Ай, блять!
Тот, что помладше, схватившись за стопу, упал на лавку и заверещал, словно резаный. Вернее, заколотый. Из старой потертой резины торчала узкая доска разваленного детворой забора с толстым ржавым гвоздем. Он и стал причиной воя.
Не трогай, среагировал Коля, присаживаясь рядом. Я вытащу.
Пакли свои убери! кричали на него.
Заткнись, говорю!
Врожденное хладнокровие приносило не только беды. В подобных ситуациях от него была и польза. Сосредоточившись на повреждении, парень крепко перехватил чужую щуплую щиколотку, предварительно закатав брючину спортивок. Кожа в месте сцепки побледнела.
Дернешься, с угрозой заговорил он. я тебе этот гвоздь достану и в глаз воткну. Кивни, если понял.
По второй руке стекала кровь. Неприятно теплая, она капала в песок, отвлекая внимание.
Вертеть палку было бессмысленно. Если вынимать то разом, не доставляя дополнительных мучений. Начав обманчиво считать вслух, он вытащил ее на двойке.
А теперь отведи его в больницу, встав с корточек, парень сунул в руку второго доску. Гвоздь ржавый, надо сделать прививку от столбняка.
Но тот не шевелился.
Очнись! Товарищу твоему, говорю, помощь нужна! Отведи его.
Чужие глаза все пялились на кровь, никак не хотевшую останавливаться, вмиг пропитавшую наскоро намотанную тряпку.
Никогда крови не видел, что ли? спросил Коля, насмехаясь. Вы же постоянно друг с другом в школе деретесь.
В таком количестве ни разу
«Придется все делать самому», и подхватил нытика, захлебывавшегося соплями.
Предупреди его родителей, что мы ушли. Понял? тишина. Понял или нет?!
Дома, уже вечером, ковыряясь в супе и вылавливая из него лук, он не мог разобраться, что чувствует.
Ты чего такой недовольный сидишь? мама поставила на стол рыбник. Уходил вроде с настроением.
Я сегодня одному идиоту помог.
Так это же хорошо! Сделал доброе дело!
Сын встал. Подошел к раковине и вывалил весь суп туда, не испытывая угрызений совести перед матерью, варившей его. Перед глазами была та секунда чужой боли, что исказила пацанское лицо, когда он вытаскивал гвоздь.
Незачем было так торопиться. Надо было медленнее
Мне не понравилось. Мерзкое ощущение.
И ушел.
Родители развелись, когда ему уже исполнилось восемнадцать, и на горизонте замелькала университетская жизнь. Отец второй месяц периодами не ночевал дома, а мама стала слишком часто захаживать к соседке. Конечно, они извинялись, стыдливо пряча покрасневшие лица, но он только махнул рукой, закрываясь в спальне.
Да ладно вам, сказал равнодушно Коля. Я не ребенок уже. Могли бы и раньше это сделать, все равно спите в разных комнатах. Конспирологи хреновы.
Прямота оскорбляла. Но ему было все равно.
Он ее не трогал. В буквальном смысле. Она все сделала сама сама напугала родителей, сама залезла на эту долбанную крышу, сама оступилась.
Он всего-то закурил сигарету.
Ты кто такой?! закричала девушка.
Хрупкое ограждение, в которое намертво вцепились короткие женские пальчики, не внушало никакой надежности. Под весом обычного человека оно могло не выдержать.
Первая, сладкая, словно мед, затяжка за сегодня. В университете хаос, быт вне дома сильно выматывал неприспособленный к такому количеству общения организм. Дешевые горькие сигареты показались ему раем в ту секунду.
Чего тебе нужно?!
Да не ори ты так, башка болит, хмуро ответил он и привалился к каменной кладке старого дымохода.
Не подходи! А то я прыгну! снова завопила незнакомка. На вид не старше его самого лет двадцать максимум.
Я и не собирался.
Тогда свали нахуй и не мешай мне! злобно рявкнув, она отвернулась, обращая взгляд своих заплаканных глаз на город, погружающийся в глубокие сумерки.
Он ждал, неспешно потягивая сигарету, а она все не прыгала. Становилось скучно.
Ну и долго ты будешь там стоять?
Что?!
Прыгать будешь или как?
Не собираюсь я прыгать! Семь этажей вообще-то! интонация была такая, словно и дурак догадался бы обо всем этом.
А зачем тогда залезла? Парапет-то довольно скользкий. Ты бы не стояла так близко к краю. Мало ли он облизал губы. что.
Предков напугать надо! Они меня не любят! Пускай обосрутся, им полезно! И только попробуй читать мне нотации!
Боже упаси.
Ты-то хули здесь забыл?! Свали, говорю! не унималась она.
Не припоминаю, чтобы крыша дома являлась чьей-то частной собственностью. Хочу и курю.
И, будто в подтверждение, сделал глубокую затяжку, выдыхая дым медленно, запрокинув назад голову.
Бесишь, раздосадовано буркнула девушка. Чего тебе вообще надо?
Хочу, чтобы ты прыгнула.
Ее глаза округлились. Голос повысился еще на тон.
Больной совсем?!
Смотря, что понимать под «здоровым».
Реально больной, Коля сделал пару шагов навстречу. Слышь, съебись, говорю! Я ведь прыгну!
Да-да, я понял. Прыгай.
Отошел! Отошел, я сказала!
Аккуратнее. Скользко.
Что?! огрызнулась она. Что ты вообще
Ее лицо в эту секунду было бесподобным, а падение логичным завершением всего. Мгновение, растянутое искаженным восприятием. Удивление и шок пронизывались страхом животным нечеловеческим ужасом, когда осознание происходящего не дает тебе никакого преимущества. Ты уже ничего не сможешь сделать, даже если бы очень хотел этого. Именно так выглядит обреченность и беспомощность человеческой жизни. Так выглядела и она, пока не встретилась с асфальтом.