Разделив муку на две неравные части, Лейла одну из них смешала с корой нечего привередничать, всё полезно, что в рот полезло! а из второй замесила обычное тесто. Не заметил бы кто, увидят сожрут её саму вместе с лепёшками.
Пшеничный хлеб был не чета тому, что с корой светлый, благоухающий священным домашним запахом домашнего печева. Ещё раз воровато оглянувшись, Лейла завернула его в чистую тряпицу и затрусила к воеводиной землянке. Внутрь зайти она, однако, так и не решилась поколебавшись, оставила свёрток на ступенях, стукнула пару раз в дверь и дала дёру.
Вечером, волоча под навес тяжеленные вымытые котлы, Лейла заметила, что в лагере, похоже, пополнение.
Всё было почти как в тот вечер, когда в лагерь привели их с Андрисом дожидаясь воеводу, воины тесным кругом обступили пришельцев. Гостей на сей раз было трое.
У костра, так близко к огню, как только возможно, измождённо откинувшись, лежала женщина, судя по одежде крестьянка. Глаза закрыты, из обмётанных губ рвётся частое жаркое дыхание. По всему видать дело плохо.
К ногам женщины жалась маленькая фигурка. Ясно, бежала с ребёнком. Дитя завёрнуто, наверное, во все тряпки, что нашлись в доме перед бегством. Кто-то из солдат шагнул было к ребёнку, попытался взять на руки но малыш только яростнее вцепился в материну одежду, припадая к женщине всем своим маленьким телом.
А вот кто был третий, Лейла не поняла.
На вид юноша, почти мальчик. Белое лицо без усов и бороды, гладкое, как у девушки. Волосы до плеч тёмно-каштановые, чистые и не спутаны. Рубаха, штаны, тёмный немаркий плащ всё не новое, но чистое, аккуратное. Словно только что из дома вышел, а не в урмане спал или где там его нашли. Странника в госте выдавал только дорожный посох да и посохом-то назвать это было нельзя, просто толстая крепкая палка, даже не очищенная от коры, но с кожаной петлёй, приделанной, чтобы цеплять на запястье.
По тому, как примолкла и расступилась толпа, Лейла угадала приближение воеводы и поспешила юркнуть за ближайшую широкую спину. Ой, лишенько, не заметил бы небось ещё гневается.
Воевода неслышным шагом подошёл к костру Лейла всё удивлялась, как можно ходить так бесшумно в доспехе и в сапогах опустился возле женщины на колени и о чём-то с ней заговорил. Лейла не слышала, но из уст в уста передали:
Спрашивает, откуда она. Говорит крестьянка. Деревня лигах в двадцати пришли, забрали мужа и сыновей убили.
А ребёнок нешто не её? полюбопытствовала Лейла.
Дочка, шесть зим. Не говорит.
Не говорит? удивилась Лейла.
В этот момент воевода обернулся и позвал:
Лейла!
Колени тут же превратились в студень. И как она забыла, что у воеводы рысьи уши! Ну, отсыплет он ей сейчас полной горстью за всё и за подслушанный разговор, и за лепёшки эти небось, и за то, что к костру явилась
Но раз приказали, то надо идти.
Опустив голову чуть не ниже плеч, Лейла поплелась к воеводе на расправу. Тот обернулся при её приближении:
Лейла, помоги мне.
Лейла проворно присела рядом с ним и, положив руку женщины себе на колени, принялась осторожно развязывать тесёмочки рукава. Женщина застонала.
Остальные пять шагов назад!
И то верно. Нечего тут парням пялиться.
Ой, лишенько!
Осторожно закатав рукав и увидев, что было под ним, Лейла не смогла удержаться. В рукаве была уже не рука, а что-то багрово-чёрное и раздутое, как живот у павшей лошади. В нос ударил сладковатый запах гнилого мяса.
Стрела стрелой
Женщина выдохнула эти слова едва слышно, но Лейла сразу обо всём догадалась и, взглянув на воеводу, поняла, что догадался и он. Северяне ранили бедняжку стрелой наверное, когда она убегала с ребёнком на руках. Может, наконечник был с ядом, а может, и этого не потребовалось дело сделали пот и грязь. Теперь уж всё равно. До рассвета ей не дотянуть.
Воевода одними глазами указал Лейле на женщину, а затем на собственный Лейлин шалаш возле кухонного кострища. Лейла понятливо кивнула. И то верно, не в землянке же ей умирать, посередь чужих мужчин.
Я девочку накормлю? осмелилась спросить Лейла.
Спрашивала она воеводу, но ответила снова женщина:
Не возьмёт она ни у кого не возьмёт.
Воевода сунул руку за пазуху и вытащил что-то, завёрнутое в чистую тряпицу, которую Лейла узнала сразу.
Это хлеб, внятно сказал он, глядя девочке прямо в глаза. Смотри.
Он медленно развернул тряпицу.
Возьмёшь?
Девочка молчала и только смотрела на воеводу исподлобья.
Гляди, воевода взял одну лепёшку и разломил. Запах свежего пшеничного хлеба защекотал ноздри, и Лейла тут же почувствовала, как кишки стянуло узлом.
Девочка робко протянула грязную ладонь и, во мгновение ока схватив половину лепёшки, тут же запихала её за щёку, почти не жуя, словно боялась, что воевода передумает и отнимет.
Пригляди за ней, снова обратился воевода к Лейле. Ещё половинку пускай съест, а больше до света не давай. Иначе ей станет худо.
Лейла молча кивнула.
Так, теперь ты.
Лейла, уже успевшая напрочь позабыть про странного юношу, обернулась тот стоял у самой кромки света рядом с воинами.
Подойди.
Юноша приблизился.
Кто ты и как тут оказался?
Меня привели твои солдаты.
Это мне известно. Как ты оказался в лесу?
Я пришёл.
Зачем ты сюда пришёл? Летард возник за плечом воеводы точно из ниоткуда.
У меня нет жилища, я всё время в дороге, сколько себя помню, пояснил юноша. Теперь вот забрёл сюда.
Ответ Летарду явно не понравился.
Что в свёртке? он ткнул пальцем в какой-то большой продолговатый предмет, заботливо обёрнутый мешковиной и висевший за спиной пришельца наподобие заплечного мешка.
Это лютня.
Зачем?
Я играю на ней и пою песни, а люди за это дают мне денег и поесть.
Бродячий певец, значит сморщил нос Летард. Чудно, однако, получается: здесь у нас ни харчевен, ни рынка а тебя к нам нелёгкая принесла?
Да.
Что да? заорал Летард, наливаясь свекольной краснотой. Что да?
Меня принесла нелёгкая.
Воевода положил руку Летарду на плечо в самое время: Лейле показалось, что тот готов выхватить меч и зарубить незнакомца.
Имя?
У меня его нет.
Летард закатил глаза, как от зубной боли, но воевода с каменным терпением продолжал:
Как-то же тебя называют?
О, по-разному. Кто как.
А сам ты себя как называешь?
Тут юноша впервые улыбнулся:
А я сам с собой не разговариваю, воевода.
Откуда знаешь, что я воевода?
Так ты же допрос ведёшь. И всем тут указ.
Знаешь что, игрун лютневый, снова заговорил Летард, по-моему, заврался ты. А ну говори, кем заслан?
Я никем не заслан, я пришёл по собственной воле.
Чем докажешь?
Ничем не докажу, потому что не могу. Но если ты не веришь моему слову, ты и десяти послухам бы не поверил.
Не зарывайся, малец, прошипел Летард, поднося факел почти к самому лицу юноши. Леший тебя знает, что ты за птица, но меча у тебя я не вижу, а мой при мне!
Лейла беспокойно нахмурилась. Какая-то мысль настойчиво скреблась в голове, как мышка в подполе, что-то вертелось на языке но вот что, хоть убей, она понять не могла. Что-то странное было в лице этого юноши и в том, как он уставил глаза на танцующий перед ним огонь факела не отводя взгляд и не щурясь.
Да он же слепой! вдруг ахнула Лейла.
Что-о? недоверчиво протянул Летард. Болтаешь
Да нет же, точно! почуяв, что его гнев начинает остывать, Лейла вся напряглась от желания убедить. Вот, поглядите
Она бесшумно отошла подальше в сторону и уже оттуда позвала:
Певец! Эй, певец!
Юноша повернулся на зов но сомнений быть не могло: он смотрел мимо Лейлы на добрых несколько локтей.
Притворяется опять нахмурился Летард.
Он снова приблизил руку с факелом, и в тёмных глазах бродяги отразились два крошечных пляшущих огонька.
Глаза-то ясные. Ни бельма, ничего.
Давно ты ослеп? вопросил молчавший до сих пор воевода.
Очень.