Мне становится интересно, и я следую за ним. Смотрю, как Эдик забрался на завал, опустил мушку на воду и, слегка подёргивая концом удочки, имитирует агонию упавшего на воду насекомого. Глаза у парнишки такие узкие, что кажется, будто они у него крепко зажмурены. Непонятно, как он вообще может что-то видеть вокруг. Вдруг с громким плеском огромная пасть заглатывает приманку, и Эдик спокойно выводит к берегу здоровенного чёрного хариуса! У меня аж челюсть отвисла от удивления! Везёт же дуракам и пьяницам, думаю.
Эдик, улыбаясь во весь рот, стал похож на мультяшный подсолнечник. Прямо озарился весь, засветился. Никогда не мог понять, почему азиатов называют «жёлтыми». Узбек, которого называли Урюком, смуглый, но совсем не жёлтый. А вот эвены все белокожие, как снежная королева. Какой же он жёлтый?
Достаю из ножен на ремне нож, срезаю ветку тальника с отростком, отрезаю отросток сантиметров на 10 выше от его соединения с основной ветвью, и получается кукан. Хариус отправляется на него, повиснув на отростке, нанизанный через жабры в рот изнури. Но чудо! Не успеваю я его нанизать, как Эдик вытаскивает второго хариуса, ещё крупнее! Затем третьего, четвёртого, и так за двадцать минут он у меня на глазах наловил пару килограмм рыбы!
Дядя Андрей! А папироска есть?
Эдик, ты с ума сошёл? У тебя грудь вон какая впалая. Будешь курить, не вырастешь!
Тогда не буду больше ловить. Мне же не нужна рыба.
Что ж ты с пойманной будешь делать?
Парочку съем, остальное вам отдам.
Чувак, да ты голодный, поди! Пошли к нам, покушаешь, чаю попьёшь.
Аппетит у Эдика на зависть. Сначала прикончил огромный кусок вчерашнего налима в фольге, потом ещё три жареных хариуса, а потом целую пачку печенья, кусков десять сахара и две кружки крепкого чая. Пытались парня разговорить, но он от природы немногословен. И при этом очень доброжелательный, душевный пацан. Впрочем, «пацан» это не про него. Он в свои юные годы и рассуждает, и ведёт себя, как взрослый мужик.
Дед в это время вернулся с берега и закаркал, усаживаясь за столом, швырнув в сердцах удочку:
Ничего не понимаю! Как вы столько рыбы наловили? Мёртвая яма, не берёт ни на одну мушку! Зелёную цеплял, красную, потом золотую, нет рыбы вообще.
Иваныч, это мы с тобой тут туристы приблудившиеся, а для него, киваю на солнцеподобного, с зажатой в зубах папироской, тайга дом родной. Рыбу он в любой луже поймает, а зверя и птицу на голых камнях добудет, не напрягаясь. Ему пропитание в тайге добыть проще, чем тебе холодильник открыть. Вот послушай, чего расскажу про эвенов.
Есть у меня сосед по подъезду сверху, Саня Горяинов. Они с корефаном в прошлом году поехали на Томтор (озеро в Якутии) на рыбалку на «Иже» с коляской, а вернулись без мотоцикла, зато с «Винчестером». Спрашиваю, откуда такое чудо, мол, раньше такие только в фильмах про индейцев видел. А тот и рассказывает:
«Наловили рыбы, сидим у костра, закусываем, вдруг копыта цокают. Подъезжает абориген верхом на лошади, а за спиной «Винчестер» болтается. Мы с дружком так и опупели. А тот спешился, лошадь навязал, ружбайку в чехол у седла сунул и к нам ковыляет. «Здрасьте!» говорит. Садится на корточки, молча ухи себе в миску начерпал, и хлебает. Это у них меж собой так принято. Всё, что на столе есть, всё общее, и разрешения взять еду у них не принято спрашивать. Вещь никакую ни за что не возьмёт, если чужое, а еда у них собственности не имеет вся общая.
Потом помидорку взял. Изнутри мякоть выгрыз, а шкурку в костёр выбросил.
Чего ты кожу не ешь? Там все витамины.
Нет. Нам этого незя. Не полозено нам.
А-а-а Ну раз «не полозено» Слушай, брат, а чё за ружжо у тебя такое диковинное.
Да Старое совсем рузьё. Есё отец мои с ним охотилась, а отцу от дедов досталось.
Можно глянуть?
Смотри, чево там. Зарязено!
Беру ружбайку, обалдел! Затвор-скоба, колодка латунная. Деревянные детали очень плохи. Видно, что ружью лет сто уже. Смотрю, буквы хорошо читаются: «Model 1895. Winchester», а пониже, мелкими буквами, нечитаемое что-то. Коротенькое ружьишко, лёгкое, прикладистое ну такая лялечка! Спрашиваю: «Как ствол посмотреть?» Ну, этот «Чингачгук» разряжает магазин, и как-то вся винтовка вдруг от пары движений рассыпалась на несколько частей. Суёт мне отделённый ствол в руки: «На, смотри». Гляжу на свет, а там Ети его мать! Не канал, а «лунная поверхность»: нарезы ещё видны, но, по всем параметрам, стрелять такое ружьё не может, о чём я и сообщил Чингачгуку.
Тот напрягся, засопел, говорит: «Иди, ставь пустые бутыли на восемьдесят сагов». Пошёл, расставил на камнях тару, ждём, чё будет. Это надо было видеть! Абориген сделал пять выстрелов секунды за три, наверное, и не оставил ни единой целой бутылки! Собрал с пола стреляные гильзы и сунул их в карман. Затем зарядил ружьё снова, и мне протягивает.
Ну, пошёл я, расставил ещё пять бутылок. Целюсь: далеко! Если бы с дробовика, я бы запросто их положил, а с пули трудновато. Выпулил пять патронов ни одного попадания. Видел, как одна пуля выбила пыль метрах в двух от бутылки, в которую целился.
Однако стрелять совсем не умеес
Да это ружьё у тебя такое! С таким раздолбанным каналом ствола оно вообще должно не стрелять, а выплёвывать пули под ноги.
Показать есё, как стрелять нада?
Чё, патронов не жаль?
Та У меня пуль и пороха на дивизию хватит. И масынка для зарядки тозе есть. Да и рузей у меня таких три стуки.
Да ты чё!!! А продай одну?!
А мне деньги не нузны. Мне мотоциклетка нада. Тёся болеет, тязело ей на коне в больницу ездить. А в люльке на мотоциклетке я её буду, как сарису, возить.
Блин горелый! Прям сейчас забирай!
Сяс не могу, надо оленей в стадо отогнать. Завтра нотью песком за мотоциклеткой приду.
Так мы сегодня уезжаем!
Ну и сто. Рузьё забирай, мотоциклетку тут оставь. Клюти только сразу отдай.
А если скомуниздят?
Кто? Насы не возьмут. Васы если возьмут, то пуля в баску прилетит.
Вот так у них, чингачгуков, всё просто. Чуть что и «пуля в баску». Зато всё по-честному!»
О как, Иваныч! Они дети тайги, люди с другой планеты!
И тут послышался звериный рык, палатка заходила ходуном, и на поляну выполз лохматый, опухший Толик Позин.
Сначала схватился за ручку большого закопчённого чайника, но тут же оставил его в покое. Ему явно требовалась холодная жидкость, а не кипяток. Пошарил мутным, заспанным взором по сторонам, и взгляд остановился на кастрюле с варёной головой налима. Толик взял со стола кружку и зачерпнул из кастрюли бульон. Одним жадным глотком опорожнил её и довольно крякнул. Заулыбался, скорчив гримасу райского блаженства, утер пот со лба, уселся за стол, закинув ногу на ногу, и умиротворённо заурчал, словно сытый кот. Затем притих, ахнул и пристально посмотрел назад, обернувшись через левое плечо.
Лярвы
Фу ты, блин-малина, опять лярва ко мне присосалась.
Кто к тебе присосался?
Да ладно, проехали. Пойду коня привяжу, и скрылся в кустах за палаткой. Возвращается, застёгивая на ходу ширинку, и громовым голосом просит:
Парни! Дайте пожрать чё-нить.
Выбирай. Есть налим вчерашний запечённый, есть хариус сегодняшний, жареный, и уха тоже есть. Можешь есть, каламбурит Серёга.
Толик садится на скамейку, рассеянно оглядывается по сторонам, затем осторожно берёт хариуса. Пожевав немного, сообщает, что он несолёный, и берётся за налима. Опять не угодили. Запускает клешню в кастрюлю с налимьей головой, отщипывает мясистую щёку и отправляет в рот. Театрально изображает смертельную му́ку на лице и жалобно так скулит: «Ребят! Может, есть чё-нить бульнуть у нас?» Мы валимся со скамеек от смеха: «Не, Толян! Сухой закон, однако!»
Да кто же его выдумал-то!
Генсек наш, начальник партии! покатывается Лось, схватившись обеими руками за отросшие за лето патлы на голове.