Денис знал, что в запальчивости она не помнит себя, поэтому отталкивал от сознания унизительную брань. Теща все молчала, и в ее немигающих глазах горели огненные письмена, транслируя вековой опыт предков и морального авторитета пращура, замученного людоедской властью. Денис отвернулся. Он расхаживал по коридору и говорил, что главное в семье духовное родство и что кондовые порядки, считающие физический акт изменой, смехотворны. Что Инга отстала от жизни, что прогрессивные взгляды, обязательные для интеллигентного человека, несовместимы с консервативными устоями.
Я тоже изменю! сказала Инга злобно. За мной ухаживает замечательный человек, он умный, воспитанный, он умеет жить, ты не стоишь его пальца!
Римма Борисовна заволновалась, что дочь пустится во все тяжкие.
О ком ты говоришь? спросила она с тревогой.
Его зовут Всеволод, отрезала Инга. Он личность, а ты слизняк!
Она перебрала имена, не ассоциированные с вечными Ванями, Данями, Панями, и почему-то вспомнила про хоккейного тренера Боброва, которым восторгался ее начальник.
Денис сорвал пальто, запутался в ботинках и вылетел из квартиры. Инга пометалась по коридору, распахнула дверь и тоже выскочила с криком:
Можешь не возвращаться!..
Она осеклась, налетев на флегматичного Степана, который выволакивал на лестничную клетку пылесос. В минутной паузе между соседями накалилось взаимное, но очень доверительное напряжение. Наконец молчание стало тягостным, и Степан бессмысленно спросил:
Ругаешься с мужем?
Инга очнулась.
Не твое дело! рявкнула она, развернулась и хлопнула дверью.
4
На улице Дениса подхватила пурга. Он завяз в сугробах, выскочил на проезжую часть и едва не угодил под грузовичок, который вырулил из-за мусорного ящика. Понимая, что его жизнь распалась, он силился представить себя без Инги и не мог. Его мысли кружили в странном сумбуре. Приноравливаясь к чьему-нибудь соразмерному темпу, он нашел в толпе старика с собакой, взял краем глаза согбенную спину и поплелся следом, упорядочивая мысли.
Старик свернул в подворотню, Денис повлекся за ним. Их связка заплутала через арки и проходы, и скоро Денис обнаружил, что какой-то плоский, как глиста, тип преследует старика на ювелирно выдержанной дистанции. Денис громко выругался и обнаружил себя. Преследователь обернулся, в его глазах мелькнула ненависть, а Денис испугался фортеля крысы, загнанной в угол. Наконец преследователь счел расклад невыгодным и шмыгнул за угол.
Старик ждал с видом, требующим объяснений, и Денис приблизился к нему.
Он шел за вами, оправдался он, сознавая, что и сам выглядит неоднозначно.
Из-под нерпичьей шапки, серебрящейся в фонарном свете, на Дениса посмотрели выпученные, как при дефектной щитовидке, глаза.
Я не боюсь шпаны. Старик поднял руку, и в рукаве его дубленки блеснул нож. Если кого зарежу, я вне подозрений.
Он обмахнул от снега ближнюю лавочку, опешивший Денис покорно опустился на нее, а старик отбросил поводок и пнул собачонку:
Пошла прочь!
Собачонка, визжа и подрагивая тщедушным тельцем, шарахнулась и исчезла, подхваченная пургой.
Взял по дороге, чтобы руки занять, объяснил старик, отряхивая ладони. Экая пакость.
Пока Денис очухивался, старик повел крупным носом и нахмурился.
Чем от тебя пахнет? спросил он.
С одной стороны, Денис остерегся, как бы старик, которого он принял за номенклатурщика, обезумевшего на пенсии от безделья, не опрокинул и его в сугроб, как собачонку. В их районе попадались подобные персонажи. С другой, он необъяснимо потянулся к несимпатичному типу, который источал уверенность человека, привычного к первенству. Этот престарелый бандит заведомо знал ответы на все вопросы.
От меня пахнет бедой, выдавил он.
Ему надо было излить кому-то душу, и он рассказал старику, что случилось, а тот достал выглаженный платок и промокнул губы.
Живете по-мещански, проговорил он. Вам кажется, что семья это гнездо с клушей, которая обнимет, накормит и закроет крыльями. А семья боевой корабль, который идет через бурное море. Жене позволено все, и нечего трястись над ней, как царь Кощей над златом. Он ушел в отрадные воспоминания и проронил: Моя жена переспала с прокурором, и я остался на свободе, а так бы гнил в лагере. Он еще принюхался. Рядом с тобой ведьма.
Денис вспомнил о Марго и вздохнул. Обнаружив, что порядком иззяб, он вытащил шарф, не надетый второпях, и на лавку выпал потешный документ, изготовленный для Аркадия Львовича. Старик, как коршун, завладел бумажным клочком.
Зачем это? спросил он, разглядывая правдоподобный милицейский протокол дебоша, учиненного первым космонавтом.
Не терплю гладких биографий, злобно сказал Денис, следя за бумагой. Он опасался, что старик положит ее в карман, и не нападать же на него, тем более что в рукаве у него нож, а дома жена, переспавшая с прокурором. Слепили икону из подопытной зверюшки. Могло же с ним происходить? Могло? Могло?..
Он затрясся в истерике. Старик покосился на него и отдал бумагу.
Ты не годишься для игры, но ты не лыком шит, произнес он глубокомысленно, и Денис похолодел, предчувствуя срок за подделку документов. Архив? Коммунальный не знал такого. Домовые книги, документы о прописке кадастры? Что-то сверкнуло в его глазах. Москва, республика, федеральный? Да, милый, ты не прост. Последние слова он процедил сквозь зубы.
Международный, сказал Денис.
Старик давил его таким превосходством, что он повеличался: В подвале трофейные ящики с немецкими фондами, как свалили в сорок пятом, так и стоят.
Глаза старика вспыхнули, но тут же погасли. Возникла тягостная морозная пауза.
Бери правильную бумагу, буркнул старик. Видно, что туфта.
Денис ждал любую реакцию, но не такую.
Вы странный, проговорил он. Кто вы?
Старик надменно фыркнул и выдвинул челюсть.
Я представитель. Он бесстрастно пояснил: Вы называете его сатаной, лукавым, князем тьмы, а в деревнях зовут по-домашнему, кумом, куманьком. Я из преисподней, дурья голова.
Старик был так органичен в своем безумии, что Денис испугался за свой разум и прикинул, как бы незаметно вызывать психиатрическую скорую.
Ясно, кивнул он, стараясь не раздражать собеседника. Вы покупаете души?
Кому они нужны, отрезал старик. Я подбираю игроков и устраняю помехи а победитель получает все.
Он переменил тему и пустился в рассуждения о шрифтах и делопроизводстве, а Денис заподозрил в нем спекулянта, промышляющего антиквариатом и сбрендившего на почве конспирации. Это объясняло многое, в том числе прокурорский интерес. Заодно Денис узнал, что старика зовут Гордеем Фомичом и что он занимает пост с титулатурой, которая темному Денису ни о чем не говорила. Потом старик еще пошевелил ноздрями и загадочно сказал:
Запах, архив, и рядом ведьма тобой стоит заняться.
Он поднялся и оставил собеседника, не прощаясь. Когда он скрылся, Денис представил Ингу с абстрактным прокурором и содрогнулся.
Ноги понесли его по переулку, мимо снежных гор, воздвигнутых добросовестными дворниками. Вокруг сновали люди с авоськами и портфелями. Денис обходил всех, не глядя, и едва не налетел на дерганого прохожего в шапке-чулке. Он поднял глаза это оказался Аркадий Львович.
Везде тебя ищу, выпалил запыхавшийся амант. Объясни своей теще, что Андрей на меня клевещет! Твой шурин интриган, его осенила идея, и он стукнул Дениса по рукаву. Пойдем подтвердишь, что у меня своя квартира. Какие у меня бывают люди, о-го-го!
Денис мандражировал возвращаться к Инге и позволил втащить себя в подъезд со сломанным лифтом. Аркадий Львович волочил его по ступенькам и бормотал: