Поппи спит со мной рядом, а я таращусь в потолок. В следующем году я буду ходить на семинар «Сравнительная история идей», там нужно написать большой реферат. Я, наверное, буду писать по фольклору. По мифологии и сказкам. Давным-давно. Давным-давно жила-была маленькая девочка. Давным-давно жила принцесса-красавица. И после всяких приключений они жили долго и счастливо.
Я вытаскиваю из-под подушки телефон. Пишу Талии: Привет.
Чего там? отвечает она. Как Поппи?
спит и дуется
Нельзя спать и дуться одновременно
С такой похмелухи очень даже можно, пишу я ей.
Талия присылает мне гифку: панда падает на спину видимо, имеется в виду Поппи.
я тут подумала написать реферат по фольклору, набираю я.
Например о чем? отвечает Талия.
пока не знаю, может по мифологии? ну там про дафну
Клево
Хочешь вместе писать?
Талия долго не отвечает, меня прямо трясет.
Окей, пишет она.
Я таращусь на это слово, пока не начинают болеть глаза. Она согласилась. Может, все еще можно поправить. Поправить то, что сломал Эдисон.
Я отправляю ей несколько сердечек, поворачиваюсь на бок, улыбаюсь в подушку.
Талия всегда считала, что сказки и мифы разные вещи. Сказки одно, мифы другое, а религия и вообще третье. Сказки вроде мультиков Диснея. Спящая Красавица, Белоснежка, Золушка. Что-то типа того, что писали братья Гримм или, может, еще Ханс Кристиан Андерсен. Прекрасный принц спасает принцессу от злой волшебницы, а после того, как сказка кончается, они живут долго и счастливо.
А мифы это про Зевса, слышали про такого? Или еще про Одина, который Верховный Бог, про крутейшего Тора они оба есть в фильмах киновселенной «Марвел». Только тут Талия, по-моему, ошибается. Все взаимосвязано. Тор когда-то был чьим-то богом, чьей-то религией. Потом стал мифом, а теперь это клевый австралийский актер, типа иностранец, который говорит по-английски как во времена Шекспира. Вообще непонятно. Всё мифология, религия, сказки на самом деле одно и то же: истории, которые мы рассказываем. Рассказываем, чтобы хоть что-то стало понятно.
Темнота, тебе страшно, гремит гром, мир содрогается, сейчас рухнет вообще, и тебя того и гляди схватит зверь, монстр, волк. Ничего ты не можешь с этим сделать. Только рассказать себе историю.
Давным-давно жили-были.
Просыпаюсь я раньше Поппи. Я здесь очень хорошо сплю. Всегда просыпаюсь первой. Осторожно вылезаю из кровати, иду вниз, в комнату, где нас укладывают, когда мы тут собираемся все. Раскладной диван, который всегда занимают Талия и Пас ноги перекрещены и перепутаны в углу. Кресло-кровать, на котором спит Ро, раскинувшись, точно принцесса с ренессансной картины. А мы с Поппи устраиваемся на полу, набрав одеял, диванных подушек и длинных валиков их продают в «Таргет», они все в павлинах, пейсли и георгинах. Рядом с Поппи мне всегда лучше спится.
Утренний свет голубоватый, рассеянный, росинки блестят, как на платье у Золушки: крошечные огоньки на цветах и листьях. Это любимое мое время дня если успеть вовремя проснуться. Я пью мятный чай, который заварила Уиллоу, и жду Поппи. Она сползает вниз, вымотанная, но не ворчливая, протирая глаза от последних снов. Я подаю ей кружку с чаем кружка нагрелась, а утренний воздух холодный Поппи отпивает.
Пошли на пробежку, наконец говорит она.
Не хочется.
Давай, хорошо же будет. Не пожалеешь.
Мы синхронизируем музыку в наушниках, берем хороший темп: как всегда, наперегонки пробегаем полтора километра быстрее обычных семи минут. Я чувствую, как секунды отстают от нас, уносятся с воздушной струей, а мы все ускоряемся. Поппи вскидывает руки, выкрикивает любимую строчку из песни, я тоже поднимаю руки, когда этого требует песня, а она делает такие движения, как буд-то она газонокосильщик, мы будто танцуем какой-то старомодный танец, и солнце бьет в глаза, а воздух теплее некуда.
Накануне вечером шел дождь, в трещины и выбоины на тротуаре натекла вода. Я бегу на месте, пока Поппи спасает толстого дождевого червя он тянется к цветам и грязи. Для нее это обычное дело. Спасает не только червей, но еще и жуков, и даже пауков. Талия называет ее покровительницей мелюзги.
Мне в кроссовки натекла вода, хочется в душ и переодеться в чистое, а дома у меня как раз все затихло.
Потом приду, говорю я.
Мне надо на это тренерское собрание, отвечает она. Как вернусь, напишу.
Мы никогда не прощаемся. Непонятно откуда, но она знает: мне важно быть уверенной в том, что она всегда рядом. Никаких прощаний. Скоро встретимся снова.
Ладно, киваю я.
Ты супер, говорит она.
Ты, отвечаю я.
Нет, ты.
Машу рукой и Поппи растворяется в солнечном свете.
Мы все выросли в этом тупичке. У Пас и Талии общий забор, в дальнем конце, под высокой сосной, которая убивает всю траву, а летом пахнет смолой и пылью. Ро живет на том углу, что ближе ко внешнему миру. Оттуда слышен шум Пятнадцатой улицы до нее два перекрестка. Там остановка автобуса, прямо за магазинчиком Пальяччи, где делают песто примавера мы его покупали на дни рождения, думая, что это очень круто.
За моим забором парк у водохранилища там темно, безопасно, иногда холодно, иногда приятно тепло, а в основном что-то среднее. Однажды в седьмом классе мы перелезли через мой забор и впервые покурили в парке травку. Ро перетрусила, Пас разоралась, а я таращилась на листья березы с нижней стороны, на серебряные колокольчики, качавшиеся на ветру. В десятом классе Ро предложила мне на слабо пробежать по парку голышом, потом передумала нет, только постоять с голой попой на тротуаре, но я последнюю часть не расслышала и помчалась вперед в чем мать родила, уворачиваясь от желтых фонарей, было холодно, но прикольно. Потом оделась за спинами у девчонок, в тени забора. Ро, Поппи, Талия и Пас ржали как ненормальные, потому что я рванула голышом, хотя меня никто и не просил.
Было время, когда я их еще не знала. Разглядывала со своего крыльца. Ро с родителями, которые, представьте, ею занимались: водили на прогулки, усаживали в детское автомобильное кресло и куда-то везли. Талию и Пас на другой стороне улицы маленькие фигурки вдалеке рисовали мелом огромные деревья перед своими домами, крутили обруч, делали «колесо», пытались ездить на великах без рук. Даже когда в третьем классе мы с Талией подружились, я чувствовала себя чужой. А потом приехала Поппи, ничья подруга, которую можно было забрать себе.
Поппи и познакомила нас всех. Когда она приехала, мы собрались вокруг нее. Она пригласила нас к себе, мы все пришли и подружились. До того не дружили, а Поппи нас объединила. А потом ее дом стал моим настоящим домом.
Дома в нашей округе дома Талии, Пас и Ро построены по проекту «Сирс крафтсмен». Я однажды посмотрела в интернете, потому что они мне очень нравятся и совсем не похожи на мой. Мой старый уродский многоуровневый, мы его купили у старухи, и там до сих пор пахнет старухой, хотя сколько лет уже прошло. В сортире пятна, дверцы буфета ободранные.
Хлам после попойки, которая вчера вечером была у папани, раскидан по ковру в гостиной, тянется через кухню и столовую в ванную. Рядом с туалетом по линолеуму размазано дерьмо. На столешницах в кухне пустые бутылки и красные круги от засохшего вина. Мусорное ведро вытащено из-под раковины, в него засунуты коробки от пиццы и мятые пакеты от чипсов. Я вытаскиваю коробки и переношу на столешницу потом отнесу в компостную яму.
На моей прикроватной тумбочке пивная бутылка с окурками. Воздух вонючий, спертый. Похоже, вчера вечером кто-то вырубился в моей кровати.
Я снимаю постельное белье, распахиваю окно, запираю дверь, ложусь на запасное одеяло из шкафа в коридоре. Накрываю голову подушкой без наволочки и проваливаюсь в сон.