Когда я пришла от Эдисона, все уже легли. Костер почти потух. Лишь несколько угольков мерцали в пепле. Я некоторое время смотрела на них, пила красное вино из бутылки кто-то бросил ее, открытую, наполовину закопав в песок.
И вот я лежу, пристроив бутылку на локоть, а когда в ней ничего не остается, засыпаю, положив голову на закапанную вином подушку, и шею мне лижут неприятные сны, но утром я их не вспомню.
Мы уже собираемся уезжать, и тут Рамона говорит, что нужно пойти искупаться.
Лето перед выпускным классом. Такого больше никогда не будет.
У нас, Роуи, есть еще и следующее лето. Пас складывает руки на груди и щурит глаза.
Следующим летом, Пас, мы уже не будем учиться в школе, говорит Ро. И все разъедемся по своим делам. Я во Францию, Талия хочет пораньше уехать на учебу, а твоя мама собралась съездить к родным в Бразилию.
Талия улыбается солнце падает ей на лицо, она откидывается на песок, закрывает глаза. Поппи сердито смотрит в чашку с кофе, а я спрашиваю:
Ну а я, Ро? Где буду я?
Ро бросает на меня взгляд смущенный, неуверенный.
А ты будешь сметать паутину с небес, Вирджиния. А потом рано или поздно к нам вернешься.
Пальцы ног облепила морская пена. Ро ставит коричневую ступню поверх моей, бледной. У нее ногти на ногах красные, у меня цвета морской волны. Ступни выглядят красиво рядышком, одна чуть прикрыта другой. Ро заправляет мне прядку за ухо, а я улыбаюсь какие у нее веснушки, я их очень люблю. Я понимаю, она хочет меня подбодрить, только по-своему. Наверное, просто не знает, куда меня занесет, но верит, что я разберусь, вот что она пытается мне сказать.
Ну как, пошли? У Поппи похмелье, поэтому она очень злая.
Ладно, говорит Пас, потом улыбается и тянется к Талии.
Мы вбегаем в воду, держась за руки. Налетает волна, напоминающая застывший электрический разряд. Мы верещим, Поппи до боли стискивает мою руку. А потом меня окатывает, охватывает, окружает жуткий холод. Невозможно ни дышать, ни думать. Миг ужаса, я теряюсь а вдруг меня унесет в бескрайний синий океан. Но у меня есть якоря мои подруги. С ними я в безопасности.
Глава 2
Обратно Талия и Пас едут с Эдисоном. Ро спит, растянувшись на заднем сиденье и вывесив пятки в окно. Поппи блюет. Похмелье, да ее еще и укачало, так что за рулем я.
На этой неделе футбол начнется, говорит она.
И ты в ужасе? спрашиваю я. Лично мне непонятно, какая радость возиться с командой одиннадцатилеток.
Мне нравятся дети. Они забавные.
Я улыбаюсь дороге. Поппи у нас такая. Даже не считает это благотворительностью.
Мы с Эдисоном ну, это, опять, говорю я.
И как, хорошо было? Поппи отказывается меня осуждать.
Ага, по большей части.
А что было плохо?
Он слюняво целуется. Заплевал мне все лицо и язык засунул в самое горло. Я едва не поперхнулась.
Поппи хохочет, прикрыв глаза. Впереди поворот, я безрассудно давлю на газ, потом резко торможу, когда машину начинает уводить в сторону, а лес и океан проносятся мимо смазанными зелеными и синими полосами, и весь мой мир теряет устойчивость. Поппи фыркает и высовывает руку в окно.
Так-то все нормально. Просто я не уверена, что оно тебе нравится, говорит Поппи через некоторое время.
Нормально? Тебе правда кажется, что то, что я делаю, нормально? Я оглядываюсь на Ро. Она так и спит.
Поппи откидывается назад и закрывает глаза.
Ну, это если в космическом масштабе. Нам семнадцать лет. Талия с Эдисоном не муж и жена при детишках. Ну типа драма, конечно. Но без серьезных последствий.
Ты хочешь сказать, ну, короче
Она смеется.
Да ну тебя.
Дело в том, что от Поппи все равно не скроешься. Она смотрит на меня, я на нее.
Но мне от этого гадко, говорю я.
Тогда зачем делаешь?
Поппи курит косяк. Я его перехватываю, затягиваюсь.
Пуф-пуф, вот, забери обратно, говорю я сквозь дым во рту.
Вирджиния, зачем ты это делаешь? повторяет Поппи.
Убеждаю себя, как до дела доходит, что мне этого хочется.
А потом?
Ну вот вчера, когда мы с Эдисоном трахнулись, я чувствовала себя надраенной кастрюлей. Я еще раз затягиваюсь и возвращаю косяк Поппи. Странное, конечно, сравнение.
А я поняла. Ты была пустая.
И отшкрябанная.
Бросила б ты это.
Что именно?
Делать вещи, от которых тебе гадко, поясняет Поппи.
Мне много от чего гадко, и никогда не скажешь заранее. Но у меня есть ты. С тобой сразу становится лучше. Я улыбаюсь подловатой улыбочкой мол, знаю я, какая я дрянь, но ты ж меня все равно любишь.
Встаем в очередь к парому. Ро на заднем сиденье бурчит, садится, вытирает слюну в уголках рта.
А здесь травкой пахнет, сообщает она.
Паром причалил, и в центре Сиэтла, где плотное движение, за руль садится Поппи. Сперва пахнет солью, водорослями, холодным ветром, потом выхлопными газами и нагретыми тротуарами. Переключая передачи в своей старенькой пацанской машине, Поппи каждый раз раздраженно хмыкает. Ро просматривает песни в телефоне, ищет самую лучшую.
Я жалею, что мы не остались у моря еще на ночь. Жалею, что не остановились в каком-нибудь прибрежном городишке, в задрипанном пансионе на убитой дороге, где вокруг домики из фанеры и американские флаги хлопают на ветру. Не остановились. Мы дома.
Паркуемся, Ро бежит к дому, с крыльца спускается ее мама. Мы уезжали на каких-то два дня, но вот они идут, обняв друг друга за талию, и разговаривают так, будто не виделись несколько месяцев и накопили кучу новостей.
В моем доме он почти напротив дома Поппи темно, шторы опущены, но за дверью гремит музыка.
Мама, кажется, сегодня хотела сделать пиццу на гриле, говорит Поппи она, похоже, и не сомневается, что я останусь у них на ночь. Да и Уиллоу, ее мама, как будто в этом не сомневается.
До нас доносится запах цветов апельсинового дерева, растущего во дворе между моим домом и домом Поппи. С той самой первой моей ночи у Поппи, когда нам почти исполнилось двенадцать, я ни разу не спала в кладовке и не пряталась за дубом на заднем дворе. Я ни разу не пыталась напроситься к кому-то из подружек только чтобы услышать в ответ, что в будни такого не будет. Уиллоу пускает меня всегда.
В доме у нее все какое-то на удивление нормальное. Чисто, в холодильнике еда, сама Уиллоу сидит на веранде и пьет чай со льдом. Спрашивает нас, как съездили, говорит, что мне нужно смазать солнечные ожоги соком алоэ, потом разводит огонь в гриле, а я закрываю глаза и вслушиваюсь. В разговор, в голоса птиц, в шорох ветра в кронах деревьев, в «стук-стук-стук» это Уиллоу режет помидоры, лук и перец.
Вспоминаю ту первую ночь. Каким это стало облегчением сбежать из дома, когда там Он. Не уворачиваться от Него, не чувствовать себя обязанной улыбаться Ему, мучиться, если все-таки улыбаешься. Вспоминаю, как Поппи дала мне свою лучшую пижаму, уступила лучшую подушку да так, будто это обычное дело. Будто это самая обычная ночь.
Вирджиния, зовет меня Уиллоу.
Я открываю глаза, смотрю на нее: она улыбается и вообще выглядит нормально.
Хочешь? спрашивает она и поднимает со стола кувшин с чаем, лимоном и кубиками льда.
И я тоже прикидываюсь нормальной как и всегда, как всегда прикидываюсь после этого.
В общем, есть у меня эта книга. Большая, тяжелая, с картинками цвета солнца и неба. Называется «Мифы Древней Греции» Долера. Мне ее подарила учительница в четвертом классе. Подарила втихаря, потому что иначе вышло бы, что я у нее в любимчиках, но это было в том году, когда я пришла в школу с синяками в форме отпечатков пальцев на плечах.
Весь год я читала и перечитывала эту книгу в укромном уголке парка у водохранилища. Если шел дождь или начинало темнеть, я часто уходила домой к Талии. Дверь ее всегда была открыта в прямом и переносном смысле. У них двери и окна открыты весь год или почти. В дом проникает сырость от дождя, и ветер, и солнце.
Талия не так тащилась от этой книги, как я, но ей нравился миф про Дафну. А мне больше всего про Медею. У нас случались жаркие споры, чем Аид отличается от Хель и Люцифера, об эволюции мифологии и религии.